Свеча
Геннадию Шпаликову
Всего-то – чтоб была свеча,свеча простая, восковая,и старомодность вековаятак станет в памяти свежа.
И поспешит твое перок той грамоте витиеватой,разумной и замысловатой,и ляжет на душу добро.
Уже ты мыслишь о друзьяхвсё чаще, способом старинным,и сталактитом стеариннымзаймешься с нежностью в глазах.
И Пушкин ласково глядит,и ночь прошла, и гаснут свечи,и нежный вкус родимой речитак чисто губы холодит.
Апрель
Вот девочки – им хочется любви.Вот мальчики – им хочется в походы.В апреле изменения погодыобъединяют всех людей с людьми.
О новый месяц, новый государь,так ищешь ты к себе расположенья,так ты бываешь щедр на одолженья,к амнистиям склоняя календарь.
Да, выручишь ты реки из оков,приблизишь ты любое отдаленье,безумному даруешь просветленьеи исцелишь недуги стариков.
Лишь мне твоей пощады не дано.Нет алчности просить тебя об этом.Ты спрашиваешь – медлю я с ответоми свет гашу, и в комнате темно.
«Мы расстаемся – и одновременно…»
Мы расстаемся – и одновременноовладевает миром перемена,и страсть к измене так в нём велика,что берегами брезгает река,охладевают к небу облака,кивает правой левая рукаи ей надменно говорит: – Пока!
Апрель уже не предвещает мая,да, мая не видать вам никогда,и распадается иван-да-марья.О, желтого и синего вражда!
Свои растенья вытравляет лето,долготы отстранились от широт,и белого не существует цвета —остались семь его цветных сирот.
Природа подвергается разрухе,отливы превращаются в прибой,и молкнут звуки – по вине разлукименя с тобой.
Магнитофон
В той комнате под чердаком,в той нищенской, в той суверенной,где старомодным чудакомзадор владеет современный,
где вкруг нечистого стола,среди беды претенциозной,капроновые два крылапроносит ангел грациозный, —
в той комнате, в тиши ночной,во глубине магнитофона,уже не защищенный мной,мой голос плачет отвлеченно.
Я знаю – там, пока я сплю,жестокий медиум колдуети душу слабую моюто жжет, как свечку, то задует.
И гоголевской Катеринойв зеленом облаке окнатанцует голосок старинныйдля развлеченья колдуна.
Он так испуганно и кроткоявляется чужим очам,как будто девочка-сиротка,запроданная циркачам.
Мой голос, близкий мне досель,воспитанный моей гортанью,лукавящий на каждом «эль»,невнятно склонный к заиканью,
возникший некогда во мне,моим губам еще родимый,вспорхнув, остался в стороне,как будто вздох необратимый.
Одет бесплотной наготой,изведавший ее приятность,уж он вкусил свободы тойбесстыдство и невероятность.
И в эту ночь там, из угла,старик к нему взывает снова,в застиранные два крылацелуя ангела ручного.
Над их объятием дурныммагнитофон во тьме хлопочет,мой бедный голос пятки импрозрачным пальчиком щекочет.
Пока я сплю, злорадству ихон кажет нежные изъяныкартавости – и снов моихнецеломудренны туманы.
В метро на остановке «Сокол»