Рассуди: неправда злая,
точно алчная волчица,
в логове своем смердящем,
порождает лишь волчат.
Рассуди: изменой, ложью
уничтожена правдивость;
у кого отрава в сердце —
лишь отравой дышит тот.
Отче, отче! Злое горе
изъязвляет наши души;
пусть беззубы, но волчата
ползают уже средь нас!
Отче, отче! От ударов
гнутся головы и спины,
и жестокою отравой
переполнилась душа!
Появись же между нами,
старый воин непреклонный!
Твой приход нас, ослабелых,
выпрямит и укрепит.
Слышишь, кличет Украина,
мать-старушка в час невзгоды
со слезами призывает
милое свое дитя.
Время трудное настало,
перекрестная дорога
перед нею, — кто покажет
путь, каким вперед идти?
Не пренебреги моленьем!
Матери спеши на помощь!
Может, голос твой и разум
дело обратят к добру».
А поверх письма приписка:
«Посланные с Украины
завтра утром ждут ответа,
завтра будут на скале».
XI
По пещере ходит старец,
крест по-прежнему сжимая,
тихо шепчет он молитвы,
гонит мысли о письме.
«Крест — единое богатство,
крест — единая надежда,
крест — единое страданье
и единый мой приют.
Все иное — лишь мечтанье,
лишь бесовские соблазны;
путь единый ко спасенью
и правдивый — путь креста.
Что мне и письмо и голос?
Кличут старца Иоанна.
Нет здесь старца Иоанна,
он давно уж мертв для всех.
Что теперь мне Украина?
Пусть спасается, как знает, —
мне бы самому тихонько
дотянуться до Христа.
Я бессилен и греховен!
Я не светоч, не мессия,
их от муки не избавлю,
с ними пропаду и сам.
Нет, не изменю я богу,
не нарушу я обета,
бремя крестное достойно
до могилы донесу.
Близок час. Не оттого ли
вал последний подступает
и последний путь скитальца
так мучительно тяжел?
Ждать недолго. Боже, боже!
Облегчи мне это бремя!
Освети мне муть последний,
затерявшийся во мгле!»
Так всю ночь молился старец,
обливал лицо слезами,
крест руками обнимая,
будто к матери приник.
Он рыдал, шептал, молился,
по вокруг — темно и глухо,
и в душе — темно и глухо,
просветление не шло.
А когда воскресло солнце,
он сидел и ждал тревожно,
ждал, пока взгрохочет камень,
раздадутся голоса.
Вот грохочет камень глухо,
старец сразу встрепенулся,
но рука не протянулась,
не ответила на зов.
«Старец Иоанн! Откликнись!» —
слышен зов, и в зове этом
чудится, звучит тревога,
и надежда, и мольба.
«Старен Иоанн! Откликнись!
Здесь посольство с Украины,
здесь твои родные дети!
Старец Иоанн! Ответь!»
Старец, затаив дыханье,
жадно слушал этот голос,
звуки речи украинской,
но ответа не дал он.
«Старец Иоанн! Откликнись!» —
долго посланные звали,
но лишь море рокотало,
не ответил им Иван.
XII
Вечереет. Будто сизый
полог, топь легла на море,
а из-за горы закатный
луч по морю пробежал.
Золотистая дорожка
пролегла от волн шумливых
вплоть до верхних скал Афона, —
а внизу шумит волна.
У преддверия пещеры
сгорбленный сидит пустынник
и рыдает безутешно,
наклонившись над письмом.