Стихотворения и поэмы

величавы, чем боги античных сражений,

Я слышу, как звенят их голоса сквозь грохот обвалов,

Их мускулистые ноги несут их в целости над обугленной дранкой,

их белые лбы невредимы средь пламени;

Жене машиниста с младенцем у сосков я молюсь о каждом, кто

родился на свет,

Рядом свистят три косы на покосе в руках у дородных ангелов

со вздутыми на поясницах рубахами;

Клыкастый и рыжий конюх искупил все свои грехи, настоящие

и будущие,

Когда распродал все, что имел, и пошел пешком, чтобы заплатить

адвокатам, защищающим брата его, и сидел рядом с ним,

пока того судили за подлог,

И быку и букашке еще не молились, как нужно,

Никому и не снилось, как восхитительны грязь и навоз.

Сверхъестественное - не такое уж чудо, я сам жду, чтобы

пришло мое время, когда я сделаюсь одним из богов,

Уже близится день для меня, когда я стану творить чудеса

не хуже, чем наилучшее из них.

Клянусь жизнью! Я сделаюсь вскоре творцом всего мира,

Уже и сейчас полагая себя в лоно теней, которые таятся в засаде.

42

Чей-то призыв из толпы,

Мой собственный голос, звонкий, решительный, зычный.

Придите, мои дети,

Придите, мои мальчики и девочки, мои женщины, мои

домочадцы и близкие,

Органист уже разжигает свой пыл, он уже сыграл прелюдию.

Легкие и бойкие аккорды, я чувствую гул ваших взлетов.

Голову мою так и завертело на шее,

Волнами катится музыка, но не из органа она,

Люди окружают меня, но они не мои домочадцы.

Вечно твердая, неоседающая почва,

Вечно те, что едят и пьют, вечно солнце то вверх, то вниз, вечно

воздух, вечно неустанные приливы-отливы.

Вечно я сам и все прочие люди, непостижимые, порочные, живые,

Вечно старый, неизъяснимый вопрос, вечно этот палец с занозой,

Вечно назойливый гик "улю-лю!" - покуда мы не отыщем,

где скрылся хитрец, и не вытащим его на расправу,

Вечно любовь, вечно всхлипывающая влага жизни,

Вечно повязка под нижнею челюстью, вечно стол, на котором

покойник.

Блуждают то там, то здесь, а глаза прикрыты медяками.

Чтобы голодное брюхо насытить, щедро черпают ложкой мозги,

Покупают билеты на праздник, но на праздник не попадают

ни разу,

Большинство пашет, молотит, обливается потом и мякину

получает за труд,

А меньшинство, не трудясь, богатеет и требует пшеницу для себя.

Это - город, и я - гражданин,

Что занимает других, то занимает меня, - политика, войны,

рынки, газеты и школы,

Мэр, заседания, банки, тарифы, пароходы, заводы, акции,

недвижимости, движимости.

Малютки-человечки во множестве прыгают там и здесь

в хвостатых пиджачках, в воротничках,

Кто они, я знаю хорошо (нет, они не черви и не блохи),

Я признаю в них моих двойников, самый пошлый и самый

ничтожный так же бессмертен, как я,

То, что я делаю и что говорю, то же самое ждет и их,

Всякая мысль, что бьется во мне, бьется точно так же и в них.

Я слишком много говорю о себе,

Эти мои строки всеядны, но других я не должен писать,

Каждого, кто бы он ни был, я хочу заполнить собой целиком.

Не рутинные фразы - эта песня моя,

Но внезапно задать вопрос, прыгнуть далеко за предел,

и все-таки привести еще ближе;

Что эта печатная и переплетенная книга, как не наборщик

и типографский мальчишка?

И что эти удачные фотографии, как не ваша жена или друг

в ваших объятьях, таких нежных и крепких,

И что этот черный корабль, обитый железом, и его могучие

орудия в башнях, как не храбрость капитана и машинистов?

А посуда, и мебель, и угощение в домах

- что они, как не хозяин

и хозяйка и взгляды их глаз?

И небо там, наверху - оно же и здесь, и над домом соседа,

и над домами напротив,

И что такое святые и мудрые, о которых мы читаем в истории,

как не ты сам?

И что такое проповеди, богословие, религии, как не бездонный

человеческий мозг?

И что есть разум? и что есть любовь? и что есть жизнь?

43

Я не отвергаю вас, священники всех времен и народов,

Величайшая вера - моя, и самая малая - моя,

Я вмещаю древнюю религию, и новую, и те, что между древней

и новой,

Я верю, что я снова приду на землю через пять тысяч лет,

Я ожидаю ответа оракулов, я чту богов, я кланяюсь солнцу,

Я делаю себе фетиша из первого камня или пня, я шаманствую

палками в волшебном кругу амулета,

Я помогаю ламе или брамину, когда тот поправляет светильник

перед кумиром,

В фаллическом шествии я танцую на улицах, я одержимый

гимнософист, суровый, в дебрях лесов,

Я пью из черепа дикий мед, я чту Веды, я держусь Корана,

Я вхожу в теокалли в пятнах крови от ножа и камня, я бью

в барабан из змеиной кожи,

Я принимаю Евангелие, принимаю того, кто был распят,

я наверное знаю, что он божество,

Я стою всю мессу на коленях, я пуританин, я встаю для

молитвы или недвижно сижу на церковной скамье,

С пеной у рта, исступленный, я бьюсь в припадке безумия или

сижу мертвецом и жду, чтобы дух мой воспрянул,

Я смотрю вперед на мостовую, на землю или в сторону

от мостовой и земли,

Я из тех, что вращают колеса колес.

Один из этой центростремительной и центробежной толпы,

я говорю, как говорит человек, оставляющий друзьям

поручения, перед тем как отправиться в путь.

Упавшие духом, одинокие и мрачные скептики,

Легкомысленные, унылые, злые безбожники,

Я знаю каждого из вас, я знаю море сомнения, тоски, неверия,

отчаяния, муки.

Как плещутся камбалы!

Как они бьются, быстро, как молния, содрогаясь и брызгая

кровью!

Будьте спокойны, угрюмцы и окровавленные маловерные

камбалы,

Я ваш, я с вами, как и со всеми другими,

У вас, у меня, у всех нас было равное прошлое,

И вас, и меня, и всех ждет равное будущее.

Я не знаю, каково наше будущее,

Но я знаю, что оно в свой черед окажется вполне подходящим

и что оно непременно придет.

Оно уготовано всем: и тому, кто проходит мимо, и тому, кто

стоит, оно не обойдет никого.

Оно суждено и тому молодому мужчине, который умер и