Жизнь! Шатайся по мне бесшабашной
Поступью и медью труб!
Язык, притупленный графит карандашный,
Не вытащить из деревянной оправы губ.
Любовь! Отмерла,
Отмерла
Ты, а кроме —
Только выслез и бред в вечера…
Докурю папиросу последнюю в доме,
И вот негде достать до утра.
Снова сердцу у разбитого корытца
Презрительно тосковать.
И в пепельнице памяти рыться
И оттуда окурки таскать!
Что окурки любовниц после этого счастья?
Смешан с навозом песок на арене!
Господь! Не соблазняй меня новой страстью,
Но навек отучи от курения!!!
Март 1918
Тоска плюс недоумение
Звуки с колоколен гимнастами воздух прыгали
Сквозь обручи разорванных вечеров…
Бедный поэт! Грязную душу выголи
Задрав на панели шуршащие юбки стихов.
За стаканом вспененной весны вспоминай ты,
Вспоминай,
Вспоминай,
Вспоминай,
Как стучащим полетом красного Райта
Ворвалось твое сердце в широченный май.
И после, когда раскатился смех ваш фиалкой
По широкой печали, где в туман пустота, —
Почему же забилась продрогшею галкой
Эта тихая грусть в самые кончики рта?!
И под плеткой обид, и под шпорами напастей,
Когда выронит уздечку дрожь вашей руки, —
Позволь мне разбиться на пятом препятствии:
На барьере любви, за которым незримо канава тоски!
У поэта, погрустневшего мудростью, строки оплыли,
Как у стареющей женщины жир плечей.
Долби же, как дятел, ствол жизни, светящийся гнилью
Криками человеческой боли твой!
Март 1918
Принцип проволок аналогий
Есть страшный миг, когда, окончив резко ласку,
Любовник вдруг измяв и валится ничком…
И только сердце бьется (колокол на Пасху),
Да усталь ниже глаз синит карандашом.
И складки сбитых простынь смотрят слишком грубо,
(Морщины лба всезнающего мудреца)…
Напрасно женщина еще шевелит губы
(Заплаты красные измятого лица)!
Как спичку на ветру, ее прикрыв рукою,
Она любовника вблизи грудей хранит,
Но, как поэт над конченной, удавшейся строкою,
Он знает только стыд. Счастливый краткий стыд!
Ах! Этот жуткий миг придуман Богом Гневным;
Его он пережил воскресною порой,
Когда, насквозь вспотев, хотеньи шестидневном,
Он землю томную увидел под собой.
Январь 1918
Принцип параллелизма тем
Были месяцы скорби, провала и смуты,
Ордами бродила тоска напролет;
Как деревни, пылали часов минуты,
И о Боге мяукал обезумевший кот.
В этот день междометий, протяжный и душный,
Ты охотилась звонким гремением труб.
И слетел языка мой сокол послушный,
На вабило твоих прокрасневшихся губ.
В этот день, обреченный шагам иноверца,
Как помазанник легких, тревожных страстей,
На престол опустевшего сердца
Лжедимитрий любви моей.
Он взошел горделиво, под пышные марши,
Когда залили луны томящийся час,
Как мулаты, обстали престол монарший
Две пары скользких и карих глаз.
Лишь испуганно каркнул, как ворон полночный,
Громкий хруст моих рук в этот бешеный миг;
За Димитрием вслед поцелуй твой порочный,
Как надменная панна Марина, возник.
Только разум мой кличет к восстанью колонны,
Ополчает и мысли и грезы, и сны,
На того, кто презрел и нарушил законы,
Вековые заветы безвольной страны.
Вижу: помыслы ринулись дружною ратью,
Эти слезы из глаз — под их топотом пыль;
Ты сорвешься с престола, словно с губ проклятье,
Только пушка твой пепел повыкинет в быль.
Все исчезнет, как будто ты не был на свете,
Не вступал в мое сердце владеть и царить.
Всё пройдет в никуда. Лишь стихи, мои дети,
Самозванцы не смогут никогда позабыть.
Январь 1918
Содержание минус форма
Для того, чтобы быть весеннею птицей
Мало два крылышка и хвостом вертеть,
Еще надо уметь
Песней разлиться
От леса до радуги впредь.
Вот открою свой рот я багровый пошире,
Песни сами польются в уши раскрытые дней…
Скажите: в какой вы волшебной Кашире
Столько найдете чудесных вещей?!
И сегодня мне весело,
Весело,
Весело,
Я от счастья блажененько глуп,
Оттого, вероятно, что жизнь мою взвесила
Ты на точных весах твоих губ.
Все мы, поэты, — торгаши и торгуем
Строфою за рубль серебряных глаз,
И для нас
Лишь таким поцелуем
Покупается подлинный час.
Для того, чтобы стать настоящим поэтом,
Надо в минуту истратить века,
И не верить ребячливо, что станешь скелетом,
И что бывает такая тоска,
Что становится сердце дыбом,
А веки весят сто пуд,
И завидуешь допотопным рыбам,
Что они теперь не живут!
…Ах, удрать бы к чертям в Полинезию,
Вставить кольца в ноздрю и плясать,
И во славу веселой поэзии
Соловьем о любви хохотать!
Май 1918
Принцип академизма
Ты, грустящий на небе и кидающий блага нам крошками,
Говоря: — Вот вам хлеб ваш насущный даю!
И под этою лаской мы ластимся кошками
И достойно мурлычем молитву свою.
На весы шатких звезд, коченевший в холодном жилище,
Ты швырнул мое сердце, и сердце упало, звеня.
О, уставший Господь мой, грустящий и нищий,
Как завистливо смотришь ты с небес на меня!
Весь ваш род проклят роком навек и незримо,
И твой сын без любви и без ласк был рожден.
Сын влюбился лишь раз, но с Марией любимой
Эшафотом распятий был тогда разлучен.
Да! Я знаю, что жалки, малы и никчемны
Вереницы архангелов, чудеса, фимиам,
Рядом с полночью страсти, когда дико и томно
Припадаешь к ответно встающим грудям!