Революция, поначалу не внеся существенных перемен в жизненный уровень бедняков «Старого города», открыла перед ними новые горизонты. Гафур Гулям, перепробовав уже с десяток профессий, поступает наборщиком в типографию. Поступает с благоговейным чувством — ведь он знает волшебную силу печатного слова, к «сотворению» которого приобщается сам. Еще с детских лет он пробовал писать стихи, вполне традиционные как по форме, так и по содержанию, несовершенные, однако получившие одобрительные отзывы отца и дяди-поэта. Теперь же, в типографии, Гафур набирает строки революционных декретов, статьи, зовущие к переустройству жизни. Все, что происходит во взбудораженном революцией Ташкенте, расширяет кругозор юноши, побуждает его искать свою судьбу. По совету наставника, типографского рабочего Абдурахмана Саиббаева, Гафур записывается на только что открывшиеся курсы учителей и уже 23 марта 1919 года проводит в новой советской школе свой первый урок. За месяц до этого Гафура Гуляма принимают в комсомол.
Период работы учителем — до середины 20-х годов — оказался для будущего поэта коротким, но знаменательным. Новая школа учила детей и взрослых далеко не только грамоте. Это был своего рода фронт, где революционная новь в тяжелых, зачастую не бескровных битвах преодолевала все то, что в душах людских посеял и укоренил старый строй, основанный на неравенстве, угнетении, забитости трудовой массы. Так и понимали свою жизненную роль первые советские учителя, среди которых, рядом с безусыми юношами, трудились наиболее честные из интеллигентов былого времени, — назовем хотя бы Хамзу Хаким-заде Ниязи, выдающегося поэта и замечательного педагога.
В начале 20-х годов, когда со всей остротой встала проблема борьбы с беспризорностью, в Ташкенте начали создаваться специальные школы-интернаты. Организовать одну из них поручили Гафуру Гуляму. Ведь он на собственном опыте знал, что такое сиротство, голодное и бесприютное. Однажды, как позже вспоминал сам поэт, к ним в интернат привезли новичков. Ночью, оберегая сон ребятишек, натерпевшихся лиха, и размышляя над их судьбой, уже не горестно-сиротской, какая выпала ему, молодой учитель сложил стихотворение «Дети Феликса» (работу по ликвидации беспризорности в стране возглавлял Ф. Э. Дзержинский). Это произведение, правда не увидевшее света, Гафур Гулям считал первым, открывающим зрелый период его поэтического творчества.
Второе стихотворение — «В чем красота?» — было написано тогда же, в 1923 году, его напечатал учительский журнал. Путь в литературу был проложен.
В последующие годы Гафур Гулям на руководящей профсоюзной и комсомольской работе, он активный пропагандист в массах всего нового, что принесла им революция. Вся его деятельность проходит в гуще трудовых людей, с их заботами и чаяниями, горестями и радостями. Отсюда, от сопричастности всему, что составляет народную жизнь, все сильнее стремление осмыслить ее в главном и выразить поэтическим словом. Стихи Гафура Гуляма появляются в печати одно за другим. В это время он постоянный сотрудник газет и журналов то в Самарканде (тогдашней столице Узбекистана), то в Ташкенте, то в Фергане. Годы эти были также периодом напряженной литературной учебы у мастеров слова — не только узбекских, татарских, но прежде всего у русских, чьи произведения Гафур Гулям узнал и полюбил еще в детстве. Своими главными, любимыми учителями он всегда называл Горького и Маяковского, влияние которых на его творчество в самом деле громадно. От внимательного чтения стихов и прозы русских собратьев по перу Гафур Гулям естественно перешел к переводу их на родной язык. И это, как для многих и многих его коллег, стоявших у истока национальных советских литератур, явилось и превосходной школой литературного мастерства, и высоким примером писательского служения народу, воплощения передовых общечеловеческих идеалов.
Все же именно журналистика долго оставалась той стихией, которой Гафур Гулям отдавал всего себя, можно сказать, без остатка. По заданиям газет и журналов он в 20—30-е годы исколесил весь Узбекистан, нередко приезжал в соседние республики. Его стихотворения, в которых он, преодолевая классические каноны, пролагал новые пути узбекской поэтики — об этом ниже, — зачастую были откликами на события реальной жизни. Откликами иногда фактографическими, гораздо чаще — глубоко осмысленными и прочувствованными, на уровне зрелых, широких обобщений. Это была поэзия гражданственная, остроактуальная в самом возвышенном смысле слова.