Как родинка, ее красу дополнило уменье
любую книгу прочитать и всё усвоить в ней.
А как чудесно шьет она, ну прямо загляденье.
Всё гладко, всё к лицу, а швы — не отыскать
ровней!
Отрадно поглядеть на вас, когда стоите рядом.
Могучий, точно карагач, ты ей вполне под стать.
Полей колхоза не объять и не окинуть взглядом,
а ты на тракторе своем их все успел вспахать!
У нас дороги широки, возможности безбрежны.
На сущность мира смотришь ты не темным
простаком,
не мутным взглядом дурачка, дремучего
невежды, —
обвязан твой широкий лоб познания платком.
Но слушай, всё имеет срок. Не бесконечна сила.
Я часто вижу одного седого старика.
Ему за восемьдесят лет, в глазах его застыла
давящая, как ночь без звезд, жестокая тоска.
«Отец, — сказал однажды я, — когда б я вас
ни встретил,
вы будто что-то на земле пытаетесь найти».
Он поднял блеклые глаза, невесело ответил:
«Здесь жизнь моя прошла, сынок, по этому пути.
Здесь жемчуг юности моей я разбросал беспечно,
рубины молодости здесь исчезли без следа.
Тогда не знал, что зоркий взгляд дается
не навечно.
Что есть у бодрости предел, не понимал тогда.
Знал кое-что, но мало знал. Всё думал:
наверстаю!
А что теперь? Почти слепой, беспомощный
старик.
Ах, если б возвратить назад годов минувших
стаю:
весь мир бы досыта познал, все тайны бы
постиг!..»
Да, книга мира велика, в ней каждая страница —
сокровищница многих тайн, в ней важен каждый
знак.
Того, кто не читал ее, все будут сторониться,
не нужен людям будет он, как стершийся пятак.
Сейчас идущим впереди нужны большие знанья.
Ты знаешь грамоту, Шадман, но это мало, друг.
Чтоб строить прочно, нужно знать законы
созиданья,
знать все ремесла на земле и сущность всех наук.
Учись, Шадман, всю жизнь учись. Пускай в очах
подруги
не гаснет никогда любовь, прекрасна и светла.
За всё, чего достигнешь ты в работе и в науке,
пускай повсюду о тебе разносится хвала.
Давай припомним прошлых лет минувшее
ненастье:
прислужник в байском доме ты, черна судьба
твоя.
Ни крошки ласки и любви, ни капельки участья…
Разбитой чашки черепок на свалке бытия!..
«Готов», «извольте» — слов иных ты говорить
не вправе.
Дрожащий голос, робкий взгляд… Затравленный,
худой,
ты будто сорванный листок, желтеющий
в канаве…
Легко и просто помыкать безродным сиротой!