Город (Из стихов о Пушкине)
Он в мире далеком
Давно знаменит:
Дворцы над широкой Невой,
И розово-серый
Прибрежный гранит,
И дымные дали его.
И сложены
Славные песни о нем.
Мы часто
С тобой
Их твердили вдвоем:
О том, как безумец погиб молодой,
Нахлестнутый невской чугунной волной,
Как грозный хозяин
На медном коне
По улицам скачет
В ночной тишине.
Но тот,
Кто прекрасную песню сложил,
Был сам здесь загублен в расцвете сил,
В простую рогожу
Поспешно зашит,
И вывезен тайно,
И тайно зарыт.
Властителям царства
И мертвый поэт
Казался опасен и страшен:
Могилы его
В этом городе нет,
Но кровь его —
В городе нашем.
Не ржавеет
Н. Тихонову
Я привожу к тебе моих друзей,
Чтобы они тебя умом затмили
Иль победили широтой плечей,
Улыбкой белозубой и румяной.
Но чудеса… Они перед тобой,
Речистые, внезапно умолкают
Иль жалкие слова лепечут робко.
А речь твоя кипит, искрится, блещет
Непринужденной силой вдохновенье.
Веселость детская твоя неотразима.
Они влюбляются в тебя, мужчины, —
Как мальчики глядят тебе в глаза
А ты встаешь, высокий, тонкий, светлый,
И говоришь с улыбкой: «До свиданья».
И ты к другим уходишь. Что мне делать?
Не ржавеет старинная любовь.
Повесть
Ты тоже не была счастливой, Анна.
Ты девочкой его, должно быть, полюбила,
Подростком рыжеватым и неловким,
Глядела на него влюбленными глазами.
Он беден был, упрям и малодушен,
Родители тебе его купили, Анна.
Ты поздним вечером стояла, Анна,
У той гостиницы, где мы с ним целовались.
Его на лестницу ты вызывала трижды —
Рассерженный, он вышел и вернулся.
В то утро я ему шепнула о ребенке…
Ты тоже не была счастливой, Анна.
Ты двадцать лет его держала, Анна,
Всей женской слабостью — простой и цепкой,
Всем чувством чести, свойственным мужчине.
От жгучего стыда он ночью просыпался,
И рядом — ты лежала на постели.
Ты тоже не была счастливой, Анна.
Не стала я с тобою спорить, Анна,
Я сына молча увезла на Север.
Взамен любви — судьба дала мне песни,
И смерть твоя разняла руки, Анна.
Я не сержусь, ты можешь спать спокойно,
Ты тоже не была счастливой, Анна.
Отчизне
Михаилу Фербергу
Бывает мать несправедлива
К своим сынам. И вот тогда
Любви и горькой и ревнивой
Для них приходит череда.
Им не забыть. Им не расстаться.
Ты не любовница. Ты мать.
Им песни детства ночью снятся,
И этих песен не отнять.
Им снится юность буревая,
Огонь твоих гражданских битв.
И рана старая, сухая
Опять в ночи кровоточит.
И сердце бьется так тревожно,
И холод смерти давит грудь —
Проклясть тебя им невозможно
И невозможно обмануть.
Пред дальней ледяной могилой
Склоняемся, притворно иль скорбя,
Отчизна, я бы не простила —
Ни за него, ни за себя.
«На дальнем Севере зимует друг…»
На дальнем Севере зимует друг.
Сегодня я пошлю ему посылку:
Сухую колбасу, лимоны, лук,
Отрезок сала в розовых прожилках.
Вот шептала. Её янтарный глаз
Ему напомнит солнечное лето.
Перебираю вновь, который раз,
Подобранные тщательно предметы.
Чтоб верил, что найдет жену такой,
Какой оставил, чтоб не знал сомнений.
Ступайте, милые! И твердою рукой
Подписываю: Бухта Провидений.
«Спускается солнце за степью…»
Спускается солнце за степью,
Вдали золотится ковыль.
Колодников тяжкие цепи
Вздымают дорожную пыль.
Так вот что случилось с тобою,
Куда тебя жребий занес —
Любимый с печальной судьбою,
С серебряной прядью волос.
Моей наставнице
Раисе Григорьевне Лемберг — старой большевичке
Ты справедливая и ты не терпишь зла,
Но все на свете ты понять способна:
Ты пылкость юности чудесно пронесла
Сквозь натиск лет, сквозь мир звероподобный.
Когда, случается, я тяжело грущу
От пошлости, от лжи и лицемерий,
Я прихожу к тебе и говорю: «Хочу
Оставить всё! Я более не верю!»
И ты мне руку на плечо кладешь,
Приказываешь мне: «Ступай, начни сначала».
И соглашаюсь, думаю: «Ну что ж!
За нами правда. То ль еще бывало!»
«Начну заветную мою…»