Выбрать главу
А из залы полутемной Слышен тихий плач, И спешит, спешит на помощь Доктор Фейгин, врач.
Детских губ призыв несмелый… Боли лабиринт… Вот уж он рукой умелой Оправляет бинт.
И с надеждою во взглядах На него глядят, И рождается порядок В хаосе палат.
И всю ночь в людской пустыне При огне свечей Человечье тело чинит Маленький еврей.
И три дня с тревогой в сердце Каждый час и миг Отбивает он у смерти Малых и больших.
А потом в ночном тумане Донеслися вдруг Тяжких танков громыханье, Гул моторов, стук.
И бледнеет под повязкой Каждое лицо, Но идет, забыв опасность, Доктор на крыльцо.
Чьи полки во тьме грохочут? Чей у дома шаг? Может быть, во мраке ночи Свой страшней, чем враг.
— Здесь больные! — крикнул в муке Маленький еврей И, крестом раскинув руки, Замер у дверей.
Так стоял он, ожидая, Ко всему готов, Словно птица защищая Выводок птенцов.
Но зажглись, сверкнули фары Кругом огневым, Яркий свет в глаза ударил. Кто же перед ним?
Сотни статных, мощью грозных На машинах в ряд. Командиры в шлемах звездных У крыльца стоят.
И сказал, блеснув очами, Старший командир: — Мы пришли сюда друзьями. Мы несем вам мир.
Мы больницу вашу вдвое Развернем тотчас. В штаб дивизии с собою, Доктор, просим вас.
— Не уйду, пока коллеге Я не сдам больных, — Перерыв в леченье вреден Для здоровья их.
Если я еврейской крови, В чем вина людей?! — Но сурово сдвинул брови Старший из гостей.
— Мы Советского Союза Верные сыны. И для нас поляк, и русский, И еврей равны.
Мы пришлем вам подкрепленье Из врачей полка. — Салютуя, на мгновенье Поднялась рука.
И внезапно тьму прорвали Тысячи огней, Побежали вдоль кварталов Искры фонарей.
И внезапно город мертвый Ожил, поднялся. Настежь двери, настежь окна! Песни… голоса…
И толпятся вкруг советских Боевых машин В хоре дружеских приветствий Хлоп, еврей, русин…
Но, затерянный в потоке Многолюдных рек, Молча смотрит невысокий Тихий человек.
И горят, сияют, светят Звезды темных глаз, Может быть, в тысячелетья Только в первый раз.
1940

Парки

Где-то в мире три сестры живут, Парками их с древности зовут. Парки — пряхи. Им дана судьбой Злая власть над участью людской.
И одна сестрица тянет нить, А второй — назначено крутить, Третья — ножницы свои берет, Срежет нитку — человек умрет.
Слишком краток век наш на земле, Где-то вьется ниточка во мгле. А уже на смену нам растет — Новый, молодой, веселый род.
Нам немного бы еще пожить, Сердце бы любовью обновить — Пусть хоть будет горек черный хлеб, Пусть придут превратности судеб —
Пронести бы снова сквозь пожар Легкомыслия божественного дар. Сколько в мире незнакомых стран! Пересечь бы снова океан,
Полюбить чужие города, Заглянуть бы в дальние года… В мире битва грозная идет, Не узнаем мы ее исход.
Парка нас торопит. У клубка Держит ножницы ее рука
<11 июня 1940>

Завтра

Памяти М.А. Фромана

Все торопишься, думаешь: «Завтра От докучливых отвяжешься дел…» — Ведь ты болен желаньем пространства, Ведь ты слышишь полет лебедей…
Завтра, завтра… Еще усилье! То семья… то беспомощный друг… Моль съедает тем временем крылья, Гложет жизнь твою скрытый недуг.
И в прекрасное майское утро В чистом зеркале видишь ты — Сединой пересыпаны кудри, Расплылись, потускнели черты.
Вот уж завтра на свежей могиле Скажет друг твой печальную речь — О напрасно растраченной силе И о том, что-де надо беречь.
<22 июня 1940>

«Июнь. Жара. Война…»

Июнь. Жара. Война. Война повсюду в мире. Тоска. Сижу одна На городской квартире.
Мой дом. Отряды книг… Цветы, краса неволи. Узнать из уст чужих, Что друг смертельно болен.
Меж нами жизнь. Стена, Любви ушедшей пропасть. Меж нами мир. Война. Горящая Европа.
<29 июня 1940>

Сон

Мне снились развалины дома, Дымящийся остов войны, И я проходила по краю Разбитой снарядом стены.
Кирпич подо мною шатался И рушился в бездну карниз, Но что-то влекло меня дальше, Куда-то все глубже и вниз.