«Спасибо вам, усталые глаза…»
Спасибо вам, усталые глаза:
Далекое не охватить вам взглядом,
Я вижу ясно только то, что рядом —
Прозрачное, как детская слеза.
Открытое, как детское веселье,
Как слово чести, как желанье жить…
Быть может, недалеко новоселье,
Но все хочу — грядущее любить.
Толмач
Не буду тратить чувства на других,
Чужим не стану озаряться светом!
Луна я, что ли? Для чего свой стих
Иноязычным отдаю поэтам?
Толмач — вот имя скучное мое.
Но не хочу жить этим грустным словом!
Зачем алмаз в чужое бытие
Пережигать мне творческим ознобом?
Довольно! Стоп! Но попадется вдруг
Такое на глаза и запоет так больно,
Что у меня захватывает дух
И льются русские стихи невольно,
И я уже ловлю себя на том,
Что строчка вырастает за строкою…
Толмач, толмач! А вот и новый том
На полке встал, переведен тобою.
Карельский пейзаж
Так хорош этот бледный карельский пейзаж,
Нашей жизни обыденный круг,
Что его никогда, никогда не отдашь
За приветливо-приторный юг.
Только сосны да ели, леса да леса,
И тропка, бегущая вниз.
А на небе лазоревый свет разлился,
Там, где море с землею слились.
На холодном пожаре вечерней зари
Встали черные сосен стволы.
За горою как будто зажгли фонари.
Но леса нерушимо белы.
Все померкло. И ночь раскрывает одна
Оловянную сень над землей,
Пробивая туман, молодая луна
В небо бросила серп золотой.
И уже розовеет восток на глазах,
Озаряет сумрачный лес…
Бледный месяц растаял в небесных лугах
И в холодных просторах исчез…
Зимний воздух лесов дунул в створки ушей
Скрипом санок и шорохом лыж…
Постою на горе, чтоб запомнить живей
Радость глаз и карельскую тишь.
И наполнит мне легкие воздух лесной,
Силой юности в сердце мне брызнет.
Жизнь, еще мы померимся силой с тобой.
Мы теперь победители жизни!
Анне Ахматовой («Мы Вас любили, мальчики и девочки…»)
Мы Вас любили, мальчики и девочки,
Нам дорог был Ваш профиль горбоносый,
И все усмешечки, и все припевочки,
И юбка узкая, и шаль на косах.
Мы Вас любили, юную и гневную,
И подражать Вам иногда старались.
Вы нам казались свергнутой царевною,
Но от родной земли не отказались.
Солдатам на войне выходят жребии,
И гибнет витязь в одеянье барсовом,
Но, не печалясь о насущном хлебе, Вы
Своим путем шагали полем Марсовым,
В потертых туфельках, непокоримая,
Усталая, но все-таки державная.
Мы выросли, а Вы — всегда любимая
Стихов российских муза славная.
Лодзь
О, как я помню этот город,
Хоть он и был тогда чужим…
И голых окон длинный морок,
И суету, и вечный дым.
Не русский снежный, лютый, лютый —
Ветрами дышащий февраль,
А почек розовую смуту
И неба голубую даль.
Весной на шиферные крыши
Спадают крупные дожди…
И девочки кричат, ты слышишь, —
— Почекай на мене! — Подожди!
Костел и кирха близ участка.
Собор на площади большой,
Где молится сам пристав частный,
Оплот законности чужой.
И узость улочек кирпичных,
Где меж восстаньями не спят, —
Убогое твое жилище —
Текстильный пролетариат!
И фабрик дымные объятья
Меня встречали на пути,
Где даже летом в белом платье
Нельзя по улице пройти.
И как шипение вулкана,
Пред изверженьем, может быть, —
Язык, где, как это ни странно,
Запомнить — значит позабыть!
Мадонна Рембрандта
Вот бродячая мать, примостясь у колодца,
Кормит грудью ребенка. А он уже сыт.
Молоко из соска еще брызжет и льется,
А дитя разгулялось, играет, шалит.
Я не знаю, что ждет его дальше на свете.
Бухенвальдских печей тошнотворная вонь…
Иль он в космос подымется в мощной ракете
Добывать для собратьев небесный огонь.
Я не знаю, какая грозит ему доля,
Кто его вознесет, чем он будет убит.
Авраам ли ею для порядка заколет?
Иль Иуда ему поцелуй подарит?..
Но хочу перед ним я упасть на колени
И прощенья просить за себя и людей.
О, дитя, сын несчастных людских поколений,
На руках у счастливейшей мати твоей!
Памяти брата
1. «Ты не горюй, что ты меня оставил…»
Ты не горюй, что ты меня оставил.
Мы вместе и теперь живем вдвойне.
Хоть без закона, даже против правил,
Ты здесь со мной, и я с тобой вполне.
Мои стихи, которые ты правил,
Закончу я теперь наедине.
И если стих ступился иль заржавел,
То всё ж его кончать придется мне.