«Мы продвигаемся к родине, милый!..»
Дождик прикрыл нас сиреневой сеткой.
Тетрадь пятая СЕЛЕЗНИХА
«Эй, мамаша!»
— «Ух, как испугали, сыночки!»
— «Мы свои, не пугайся, сами пугливы.
Посиди-ка, мамаша, вот тут, на пенечке».
— «Чьи же вы и откуда?
Далёко зашли вы!
К Брянску идете?
Брянск-то, он — вот он.
Брянск давно еще назывался Дебрянском,
дебри тут, бывало, росли по болотам…»
Мы молчим.
Лес сияет осенним убранством.
«Говорят — по дорогам каратели рыщут,
в Брянске люди висят на столбах и балконах…
Говорят — заградители есть,
выслеживают и ищут,
и в тюрьму того, кто пройдет без поклона…»
— «Мы лесами пройдем!»
— «Понаставили мины!»
— «Ночью, городом».
— «Э-э-э… Стреляют в прохожих…»
— «Не сидеть же нам тут,
там мы необходимы!..
Очень вы на мою мамашу похожи».
Мы стоим на освещенной поляне.
Пни вокруг сидят в необдуманных позах.
Лес шумящий оторочен полями,
по вискам убелен сединою березок.
Утро.
Птицы мечутся между сосен.
Тишь, как будто войны не бывало.
В мире, кажется, только и царствует осень,
к зиме выстилая лоскутное одеяло.
«Я-то в город. Хлеб вот в кошелке.
Дочка там голодает. Всё забрали до точки».
— «Кто, мамаша, забрал?»
И ответила колко:
«Уж не знаю и кто,
вам виднее, сыночки…
Вы куда-же? Домой направляетесь, что ли?
Ну, а ружья зачем?»
— «Ох, хитра ты, мамаша!»
— «Ну вас, право! Я ведь так, не неволю…»
— «Понимаешь, — говорю я, — там армия наша!»
— «Что же, не бросили разве войну-то?»
— «Как же бросить? Это только начало!»
— «Значит, врет этот немец, закончили будто…
А Москва как?»
— «Стоит, как стояла!»
— «Или радио есть — всё вы знаете больно?»
«Ну, а как же без радио? Вот оно, слева!..»
— «Значит, вон оно как! —
сказала довольно. —
Теперь уж пойду я! — и шагнула несмело.
Опять постояла. — Ну, бог вам в помогу!
Пойду.
Вы, ребята, — со мною.
Уж я проведу вас. Я знаю дорогу.
Ходила к „железке“ тут каждой зимою».