Выбрать главу
4. НАЧАЛО ВЕКА
В конце февраля отпустила погода, снег на Волге искрится,                                              аж режет глаза. Опять зарекрутнивают много-народа, через Волгу                      на Царицын                                              потянулись воза. Криком исходят                               быковские бабы, заламывая руки, пугают коней, падают бессильно в снеговые ухабы, ползут,              держась за копылы саней, А тут еще трахома                               на каждом человеке, у докторской избы                                    под конвоем ждут, когда,              им отвернув красномясые веки, ляписом и купоросом их обожгут. «Надо бы полегче:                                гольтепа что порох, огнем угрожает военный крах!..» Каждое движение,                                     каждый шорох в душе у Ефима рождает страх. Панечкин дождался:                                     прошлись по амбарам, разграбили что можно,                                         грозили огнем. Степной и Баженов выделили даром: «Прими, народ!..» («А потом вернем!»)
А вчера на зорьке ахнуло Быково: стражники спешились на Столбовой. И стало непривычно тревожно и ново — и покатился по улицам стон и вой, И вслед за рекрутскими                                             ледовой тропкой сегодня двинулся в дальний путь возок с Мазуровым                                      и Дремлюгой Степкой, так окровавлены, что страшно взглянуть. Долго Кузьма бежал за ним с обрыва, валенки в сугробах черпали снег, бежал, задыхался, дыша торопливо, домой повернул,                               ускоряя бег. Во двор,                 на крыльцо                                        и в горницу с криком влетел                и чужого не заметил от слез. «Тятя,           скорей,                        догони,                                      верни-ка! Гаврилу куда-то солдат повез!..» — «Кого?» —                    остановил незнакомый голос. Кузьма столкнулся взглядом с мясистым лицом. Оперев на шашку ус, похожий на колос, урядник за столом                                    восседал с отцом. «Какой Гаврила, а? Не Мазуров ли это?» Ефим махнул рукой в бородавках колец: «Поденщиком работал у меня три лета, Кузьку к себе привязал,                                               подлец!» Плакал Кузьма, ни на кого не глядя. «Цыть, сопляк! Ума еще нет». Урядник рассмеялся:                                    «Вот тебе и дядя! Сколько мальчонке?»                                     — «Четырнадцать лет». Звякают стаканы.                                «Кузька, вот что: ну-ка быстро тулуп надень, сбегай моментом,                                      что она там, почта, газеты не приносят четвертый день!..» Лбами соткнулись, оборвали песни… «Где? —                 рычит урядник. —                                         Быть не могёт! Читай!..» Кузьма прислушался. «Царицынский вестник». Февраль. Двадцать третье. Пятый год.

«Забастовка. Совершенно неожиданно 14 февраля на французском заводе рабочие в количестве 3000 человек объявили администрации забастовку. По требованию, рабочих были остановлены машины и выпущен из паровиков пар. 16 февраля забастовали рабочие на мукомольной мельнице Гергардт, на чугунолитейном заводе Гардиена и Валлос, в механической мастерской братьев Нобель, на механических заводах Грабилина и Серебрякова. 18 февраля к забастовщикам присоединились все лесопильные заводы, типографии и часть пекарен. Происходили большие сборища рабочих на улицах. В этот же день в царицынском затоне прекратили работу рабочие, имеющие отношение к ремонту судов.