Черновой автограф стихотворения «Пробуждение». Архив М. К. Луконина.
40. ПАМЯТЬ
«Люблю без памяти», —
читал
и слышал я не раз.
«„Без памяти!“ —
смеялся я. —
Словесный трафарет!..»
Влюбленные,
прошу
прощения у вас.
Опять в дороге я один.
Тебя со мною нет.
Ты на манер воды в ручье —
вглядеться не могу,
так переменчиво светла,
всегда
под стать стрижу,
стрижу летящему:
за ним
я взглядом пробегу
и вверх и вниз по синеве
и всё ж
не разгляжу.
Я собираюсь каждый день:
вглядеться так,
чтоб в память вправить навсегда,
на все года!
Но ты уйдешь,
и я над памятью —
как над неводом рыбак,
когда в пустых ячейках
пузырится
пойманная вода.
На что уж карточка твоя —
без памяти и та:
не помнит смеха твоего,
ни слов твоих,
ни слез,
в ней —
не присущие тебе —
покой и немота.
Могу ли с памятью такой считаться я всерьез?!
Нет, понял я теперь:
тебя
нельзя запоминать.
Все искры глаз твоих родных я в памяти коплю.
Но не запомню никогда
и не смогу узнать.
Мне мало памяти одной, когда люблю.
41. ДАЛЕКОЕ
Я шел,
и я никак не узнавал
тот самый
Земляной Садовый вал,
там, где бывал,
где ты жила,
где мы…
Здесь всё снежком занесено слегка.
Мы шли и шли,
в моей —
твоя рука.
Тогда я не заметил там зимы.
Я не нашел ни дома, ни окна,
в том не твоя
и не моя вина.
И не война.
Ушли дороги врозь.
Тогда мы дружбой называли это,
то, что вело зимой нас до рассвета,
потом уже
любовью назвалось.
Тогда я провожал тебя,
в ту ночь,
по лестнице поднялся,
чтоб помочь
ключ повернуть,
вернуть портфелик твой
и варежку пожать:
«Нет, не снимай,
не май же!»
— «Да, пока еще не май…»
И я ушел
по скользкой мостовой.
Пойми,
я не лукавлю и не лгу,
мой давний друг,
я у тебя в долгу:
на много лет, с зимы далекой той
влюбился в жизнь,
захвачен высотой,
и счастьем то далекое зову.
Ты разбудила всё,
чем я живу.
Была еще любовь.
Еще была.
А та зима —
опять чиста, бела.
Иду по ней в том памятном году,
и легкий тот снежок в начале дня
зовет,
волнует,
радует меня,
чего-то я ищу,
чего-то жду.