45. В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ
Вы представляете,
у меня уже старость была —
отсталость,
забывчивость,
чопорность
и усталость,
Она морщины на сердце плела,
моя почтенная
скоропостижная старость.
Мне начинало нравиться даже,
я даже гордился тайком:
уже не ругают,
кормят протертою кашкой…
Был и красивым и умным я стариком?
Нет, не скажу.
Был обыкновеннейшим старикашкой…
Просили не волноваться, отдохновеньем маня,
подчеркнуто вежливо, бережно уважали.
И под руки поддерживали меня,
когда в президиум
церемонно сажали.
Я начал подумывать,
что старость
удобней, чем то,
что молодостью зовут
и что связано с болью
неизвестности,
с поисками,
с сильно потертым пальто,
с непризнанием,
с неразделенной любовью.
Я сначала блаженствовал,
но потом неожиданно стал замечать,
что завистников у меня не осталось,
хотя бы для виду.
А враги мои почему-то стали молчать.
В эту минуту
я почувствовал
неслыханную обиду.
Я мягкие руки отстранил в этот миг,
встал
и ушел из президиума,
задыхаясь от жажды,
и пошел, и пошел.
И в сердце внезапно возник
тот самый огонь,
что полыхал не однажды.
Враги мои и завистники увязались со мной.
Деньги перевелись. И пальто прохудилось.
Я снова не знаю, как надо писать.
И в гостиной одной
уже принимать меня отказались!
Скажите на милость!
Я распрямился, почувствовал силу плеча,
хрустнул руками, спружинил спиной
и — помчался,
не разбирая дороги,
ничего не боясь,
над собой хохоча.
Так и иду я теперь,
спотыкаясь от счастья.
Мне совсем неизвестно,
что сделаю я,
что найду.
Ничего еще нет у меня,
кроме жажды полета.
Предчувствую радости и предвижу беду,
в сердце растет откровенное новое что-то.
Чувствую, как молодею,
худею лицом,
злею, ревнивею и, словно ветер, крепчаю.
Жизнь свою
переворачиваю
обратным концом
по направлению к юности,
понимаете? —
прямо к началу!