Выбрать главу
Встану, полный добра и доверья, прямо к Волге лицом                                         и замру. Воробьи пролетят сквозь деревья на обветренном этом юру.
Это было со мною когда-то — чувство вечности и немоты — за Тулупное                       до переката провожал, заглядевшись, плоты. Правый берег казался загадкой, но открылся —                            пришли времена, стала сразу таинственной прядкой луговая моя сторона.
Что за лето! Пылает дорога, степь желтеет на весь хлебозор. Ты спроси с меня, родина, строго, не подвел ли тебя                                    с давних пор? Не давались нам песни вначале, так не ладилась песня                                           без слов, изнывали мои быковчане, вопрошали идущих сынов. А нужна была Волге огласка, шли года обновленья земли. Непутевого взяли подпаска и в поэты его возвели. Николаевцы и быковчане, с вами снова —                            в родной стороне. Не речами сильны,                                 а плечами; речи ваши —                           поручены мне.
1970

126. РАЗМЫШЛЕНИЕ В МАХЕНДЖО-ДАРО

Солнце, похожее на колесо арбы, легко, по-зимнему, катится                                              без обычного жара. Я хожу и хожу                         вдоль каменной городьбы по гулким улицам города Махенджо-Даро.
Махенджо-Даро — раскопки холмистой гряды. В тесных улочках окаменела прохлада. Почему опустели дома и бассейны твои без воды? Что случилось с тобою,                                        прекраснейший город-громада?
Эй, хозяева! Где вы,                                    гостеприимные люди земли? Где флейты?                         Где гонги древнего Пакистана? Где хлеб ваш и рис? Зачем вы дома возвели? Куда вы ушли, куда вы исчезли                                                        так странно? И не у кого спросить,                                      что случилось                                                               и чья тут вина. Как здоровье, как дети, как женщины, как урожаи? Безмолвствуют стены. В строгом строю молчат имена. Безмолвные буйволы                                           каменных губ не разжали. Да, куда вы ушли? Шесть веков занесли вас землей, шесть веков                         мы, потомки,                                                    росли от невидимой нити. Я хожу и хожу. И тоска вековая за мной. Тишина. Одиночество. Вечное солнце в зените. А что, если вдруг… —                                         у меня пересохло во рту, — не назад,                 а вперед                                шесть веков отсчитает планета и в немыслимой дали кто-то будет кричать в пустоту: «Эй, хозяева, где вы?» —                                             и вдруг не услышит ответа.. Сейчас вот сорвется                                        рука человека в ночи, рука,          что на атомной кнопке                                                 дежурит устало… «В Махенджо-Даро идите! —                                                  кричат кирпичи. — Идите сюда, пока еще ночь не застала. Махенджо-Даро,                                твоя красота не легка, тебя мы, как памятник,                                       славить и чествовать будем». Но нет, не случайно тебя нам вернули века, чтобы видели, помнили, знали и думали люди.
1968

127. СТИХИ ПО КРУГУ