Пусть пред злодеями мучительным укором
Алеет пролитая кровь.
Проклятие тому, кто скажет: «Отомсти!»
За смерть замученных, беспомощных малюток,
За слезы матерей, за ужас адских пыток
Где мщение достойное найти?
Но пусть же кровь всю бездну заполняет,
И, слившись с темнотой, подточит и сломает
Устои твердые, чтоб мир весь потрясти!
(1903)
Перевод О. Ковенского
УБИЙСТВО
(Перевод Р. Торпусман)
Небо, вступись за меня!
Если в тебе есть дорога к Богу,
А я не сумел найти ту дорогу,
Хоть ты помолись за меня!
Но есть ли он, Бог? Существует ли жалость?
Надежда уходит, и в сердце моем
Ни сил, ни молитв не осталось.
Палач! Вот мое горло, бей!
Руби, как собаку, с налету, с размаху!
Топор занесен. Вся земля — моя плаха,
А нас так мало на ней…
Сейчас ты ударишь меня — вот сюда,
И кровь моя брызнет тебе на рубаху,
И не сойдет никогда!
Если ты есть, справедливость, приди
Сейчас же! А если ты явишься позже,
После того, как меня уничтожат, —
Во веки веков пропади!
Пусть солнце собьется с привычного круга,
Живите, убийцы, во тьме и в крови,
И режьте, и ешьте друг друга!
Но проклята будь та душа,
Что мыслит о мести, великой и грозной, —
Ибо дьявол еще не создал
Мести за кровь малыша! —
Ибо от крови земля разбухнет,
Кровь зальет бездны, затопит мир,
И небо сгниет и рухнет.
1903
Перевод Р. Торпусман
ГЛАГОЛ
Разбей твой алтарь, и пламенный угль, о пророк,
Швырни средь большой дороги —
Пусть жарят они на нем мясо, и ставят горшок,
И греют руки и ноги.
И брось им искру из сердца — она пригодится
Зажигать окурок, что погас,
Озарять воровато-ухмыляющиеся лица
И злорадство прищуренных глаз.
Вот шныряют они — и твою молитву бормочут,
И во храме твоем, как дома;
Скорбью твоею скорбят, о твоей заботе хлопочут —
И ждут твоего разгрома.
И тогда на разбитый алтарь налетят, и растащат сор,
Унесут в свои жилища,
И обломками вымостят двор, и починят забор,
И разукрасят кладбища;
И если найдут твое сердце, опаленное, в куче сора, —
Швырнут его псам на еду.
Разбей же алтарь, толкни пинком позора,
И да рухнет и гаснет в чаду.
И смети паутину, что в сердце ты бережно нес,
Словно струны от арфы пророка,
И ткал из них песнь возрожденья и марево грез —
Обман для слуха и ока, —
И пусти их, как белые нити, что плавают днем
В воздухе позднего лета,
И не знают, не встретят друг друга, и с первым дождем
Исчезнут с белого света.
И надломленный молот, что треснул в борьбе бесполезной,
Но камня сердец не потряс, —
В дребезги раздроби, перекуй на заступ железный
И вырой могилу для нас.
И все, что подскажет гнев Божий, — да грянет из уст,
И дрогнуть не дай им:
Будь Глагол твой горек, как самая смерть — пусть!
Да услышим, и да знаем.
Смотри, нас окутала ночь, пред взором — черные пятна,
Как слепые, мы щупаем тьму:
Что то свершилось над нами, но что — нам невнятно,
Никому, — никому.
Взошло ли нам солнце, или погасло, умирая, —
Или погасло навсегда?
Бездна хаоса кругом, великая, страшная, злая,
И не спастись никуда;
И если взвоем во тьме, или, молясь, воззовем —
Кто нас услышит, братья?
И если проклятьями ярости все проклянем, —
На кого упадут проклятья?
И если со скрежетом гнева сожмем кулак, —
На чье темя рухнет удар?
Все это, все поглотит бессмысленный мрак,
Все ветер развеет, как пар.
Нет опоры, руки повисли, не стало пути под стопами
И безмолвен небесный Суд —
Знают давно Небеса, что вина их безмерна пред нами,
И в молчании грех свой несут…
Открой же уста, если им от Правды дано,
Пророк Конца, восстань:
Будь Глагол твой горек, как смерть, — будь он смерть сама, все равно:
Грянь!
Нам смерть не страшна — уж она нас давно оседлала
И в рот нам продела узду;
На устах у нас — гимн возрожденья, и с ним, под звоны кимвала
Мы до гроба допляшем в бреду…
1904
Перевод В. Жаботинского
МОТЫЛЕК
Целый мир — это блеск, это гимн, и кругом
Несказанно клокочет богатство живое,
И тропинкой меж лесом и нивой бредем
Молчаливо мы двое.
Мы бредем и бредем, а тропа все длинней;
Справа бабочки вьются, колосья рокочут;
Слева заросли нас паутиной теней
И просветов щекочут.
Тень ли ангела, тучка ли там проплыла
И растаяла вмиг в синеве без предела?
Вслед за ней, как она высока и светла,
Моя греза в лазурь улетела…
И опять синеве ни границы, ни дна…
Ты идешь, — я, как пленный, бреду за тобою;
И, как очи твои, даль чиста и ясна,
И хлеба улыбаются зною…
И мне чудится: этот задумчивый лес,
Тихо дышащий тенью, прохладой, покоем,
Затаил некий клад первозданных чудес
В брачный дар нам обоим…
Чу — по нивам дохнул ветерок, и потряс,
В трепет искр и лучей и мерцаний одел их,
И посыпал метелью снежинок на нас
Тучу бабочек белых.
И один мотылек сел на косы твои
И запутался в прядь, на цветочек похожий, —
И как будто дразнил: Я целую, смотри, —
Поцелуй ее тоже!
О, почуяла ль ты, что сказал мотылек?
И почуяла ль ты, как глазами я жег,
Сам на страх мой в досаде, с мольбою во взгляде,
Эти мягкие пряди?
Твои горлинки-очи скромны, как всегда,
И напрасно бы в них заглянул я с вопросом;
Нет, я верю не им, а проказницам-косам,
Что кивают мне: да!
Так за мной же, малютка, — в тенистом леске
Наши души раскроем, наш день отпируем,
И любовь, что висит на твоем волоске,
Я сорву поцелуем…
1904
Перевод В. Жаботинского
ГДЕ ТЫ?
Из мест, где скрыта ты, о жизни свет единый,
Моей тоски Шехина,
Приди, приди, как сон необычайный,
В приют мой тайный;
Пока еще и мне есть избавленье,
Предстань и дай целенье,
Верни мне юность, ряд утраченных видений,
Мой бред весенний!
Мой пламень погаси блаженным поцелуем!
Твоими персями волнуем,
Пусть, я как мотылек, погасну, в час закатный.