Мы шли и шли. И в грохоте дорог,
В удушье пыли, ненависти, чада
Путь, вытоптанный тысячами ног,
Вел нас вперед, к твердыне Сталинграда.
Там и стоять на смертном рубеже,
Там драться предстоит, не отступая.
Быть может, где-то в темном блиндаже
Ждет многих гибель скорая, слепая…
Ты, бабка, знаешь ли наш срок и час?
Иль, тощие протягивая руки.
Высматриваешь сына среди нас?
Мы все — и сыновья твои, и внуки.
Кого из нас ни выберешь — любой,
Снимая каску воинскую, станет,
И голову склонит перед тобой,
И на лицо морщинистое взглянет.
Но ясные и грозные черты
Сочувствием пустым не затрепещут —
Одни глаза колючим блеском блещут.
И грудь солдата перекрестишь ты.
Пускай нам это странно и не так
Живет и верит наше поколенье,
Я с уваженьем принимаю знак
Старинного того благословенья.
Он нам вручен доверием твоим
И поведет нас грозною дорогой.
Но так постыден миг, так нестерпим
Миг нашей встречи с женщиною строгой.
Прощай же, бабка! Мы навек запомним
Твое лицо, черней сухой земли.
Мы вновь придем с востока и в пыли
Отыщем прах на пепелище темном.
Пройдем сквозь бой и ринемся вперед…
Простимся же в печали беспримерной.
Не угадаешь, кто из нас умрет:
Мы — может быть, а ты — умрешь наверно.
И только штык во вражеской крови
Я принесу на холмик твой безвестный…
Да, только так отдам тебе я честно
Свой долг благодаренья и любви.
4
ДОРОГА
Идут полки. Размерный лязг металла.
Прифронтовых дорог суровый лад.
Над заводями, над кустами тала
Клубятся горы дыма. Сталинград.
За дымной далью, за стенами зноя,
За отблесками мутных волжских вод
Солдатам слышен близкий голос боя,
Растущий до немыслимых высот.
Не звук, а судороги волн и суши,
Землетрясение, толчки глубин —
Раскатистый, широкий гром «катюши».
Глухие всхлипы толстотелых мин.
Обвалы бомб — всей пастью бездны взвыли
Железный грохот на десятки миль…
Идут полки. Дорога в струйках пыли.
Три месяца не опадает пыль.
Идут полки. Готовятся отряды
У пристаней, в завесе дымовой,
Здесь, на святых руинах Сталинграда,
Принять великий, небывалый бой.
Да будет он благословен навечно —
Их грозный марш, невидимый во мгле,
По этой вот, родной нам бесконечно,
По сталинградской выжженной земле!
Подобного никто не знал похода,
Такого подвига не мог свершить,
Как эти люди — воины народа,
С которыми нельзя не победить!
5
НА ПЕРЕПРАВЕ
Изогнутый на горизонте дугою,
Мерцает светящихся пуль огнепад.
Вдруг вспыхнуло зарево. Над головою
Пронесся клокочущий жаром снаряд
Далёко, туда, за ночной Сталинград.
За дымом завесы не видно причала.
Висят над рекою созвездья ракет,
Паром нагруженный слегка закачало,
И воин, за пушечный взявшись лафет,
Внимательно смотрит на мертвенный свет.
Молчанье. Суровый обряд переправы.
Бойцы на пароме строги и крепки.
На линию подвига, смерти и славы
Выходят готовые к бою полки.
А город сквозит за туманом реки.
На оползнях, взорванных глинистых кручах
Темнеет безмолвных руин череда.
Обрушены стены в обломках сыпучих.
Разболтанная канонадой вода
От нефти рыжа и от пепла седа.
Колеблются горы. Удар за ударом.
И дрожь эта передается реке.
А в тучах багряных, над грозным пожаром,
Сквозь клекот моторов, визжа вдалеке,
Разящая смерть переходит в пике.
Пылают строенья. Огонь над рекою.
И смерть всюду свищет, и гибель ревет.
И только одно не сдается, живет —
Могучее, смелое сердце людское
На смертную битву идет и зовет.
Сквозь бомб завыванье, сквозь ужас раската,
Сквозь бешеный и оглушающий вой
Я слышу, как храброе сердце солдата,
Не дрогнувши, бьется в страде боевой.
А гибель гудит над его головой.
Где небо красно и черно от пожарищ,
Где камень и сталь превратились в песок,
Там сердце твое не дрожало, товарищ.
О, родина! Славный удел твой высок,—
Нам сердце бойца — драгоценный залог.
Пускай о развалины тяжким прибоем
Колотятся бивни тупых канонад,
Бойцы, опаленные яростным боем,
Стоят, не отступят и шагу назад —
За гордость, за славу, за наш Сталинград.
6
НА БЕРЕГУ
Он, обхвативши голову руками,
Вжимался телом скрюченным своим
В песок и грязь на дне ослизлой ямы.
Разящий свист всё нарастал над ним.
Когда же звук ужасного обвала
Землетрясеньем стал и отгремел,
Он понял с удивлением, что цел,
Что смерть, свистя, не на него упала.
Услышал он бурленье волжских вод
И женский выкрик, смертный и печальный,
И услыхал, как зашумел народ
В убежищах за стенкою причальной.
Тогда он встал. Дым черный расстилал
Покров на бурном омуте глубоком.
Гудел буксирчик малый и стонал,
Разодранным кренясь на волны боком.
Крик женщин. Малышей истошный зов.
В реке на самом стрежне чье-то тело.
Оно на волнах билось и белело,
И шла волна на глину берегов.
То видел он. Ремни на автомате
Сорвал с плеча. Вошел он в глубь реки
И вглядывался в тельце в светлом платье
И в судорожный, слабый взмах руки.
Он властно плыл, с размеренною силой
Кладя на волны рук широкий взмах,
Чтобы на крепких вынести плечах
Из бездны жизнь, которой смерть грозила.
И вновь на вязкий, глинистый откос
Он шел из шума омутов тревожных,
И на руках он, к боли осторожных,
Спасенную им женщину пронес.
Он нес ее. Он видел, потрясенный.
След страшной муки на лице худом
И тонкой раны трепетный излом
На бедной груди женщины спасенной.
А кровь кричала и сияла, жгла,
Стекая тихо на мужские руки,—
Те капельки зловещего тепла,
Те красные медлительные струйки.
Она была нежданна и чудна,
Та женщина не из его любови,
Но жуткой наготою алой крови
Сроднилась с ним негаданно она.
Он вспомнил дом, родимую округу,
И добрый труд, и дружбу, и семью,
И ласковую, нежную подругу,
Желанную, заветную свою.
И он ее, печальную, сквозь дали
Узрел, как свет, что сердцу вдруг блеснул,
И словно бы сквозь кровь и все печали
Защиты руку милой протянул.
И понял он, что тысячам незнанных
И чьих-то дочек, матерей, супруг,
Сестер, подруг, любимых и желанных,
Стал как спаситель и надежный друг.
Он стал таким. Он — с выдержкой такою.
Есть сила в нем. Упорства ярость есть,
Расплатою он щедро успокоит
В бою свою разгневанную честь.
О ненависти, мести кровь кричала,
Та, что ему ладони обожгла.
Нацель так мину, чтоб врага кромсала,
Направь так пулю, чтоб разить могла!
Кропи же землю, кровью людореза,
Сражайся насмерть в буре огневой,
Чтоб во вселенной прекратился вой
Фашистского проклятого железа!
Оно здесь воет. Тучи разорвав,
Взмыл враг. Гудит сирена у затона.
И, вкручиваясь в окоем стремглав,
Гигантских бомб свисают веретена.
Пусть валит сталью и огнем разрыв,
Пускай осколки рыщут оголтело —
Встает боец, собой от них укрыв
Той хрупкой женщины живое тело.