И терпел он день, и терпел он два,
А на третий день
По челу его пробежала тень;
И на ум ему в этот час пришло:
«Тут не жизнь, а смерть! Только смерть и зло!
Я не воду, нет, в этом злом краю —
Яд змеиный пью!»
В руки палицу взял,
Путь он под ноги взял
И пошел — и пришел он в город Востан,
И к пекарю Мгер
В услуженье пошел.
Весь день он дрова да воду носил,
И ночью работать уж не было сил:
В ночь муку он просеивал, тесто месил,
Склонялся к подушке… век еще не смежил,
А уж вскакивал на ноги:
Доля хлеба для Мгера была мала,
И долю другую он взял со стола.
Хозяин увидел,
Сердито сказал:
«Эй ты, ненасытный!
Всё ты хочешь пожрать!
Вишап из Сасуна!
Чем же мне торговать?»
У Мгера в очах тут огонь засверкал,
И пекарь увидел и в страхе смолчал.
Хлеба под замок пекарь убрал.
Пальцем запоры Мгер отбивал,
Хлеба поедал.
Хозяин опять рассердился, сказал:
«Мгер! Зачем ты замки отбиваешь,
Хлеба поедаешь?
Иль закона не знаешь?
Хлеб чужой, не тебе предназначен он!
Есть кара! Есть кара!
И закон! Закон!»
И Мгер тут стальными плечами пожал,
Удивился, сказал:
«Кара? Закон? Про какую твердишь вину?
А это — закон?
Я — трудную лямку тяну,
Ты — вкушаешь сладость одну
Да сколачиваешь казну!»
И с мрачной душой в путь отправился Мгер.
Из Востана дорога его увела.
И вот подошел он к земле Латар,
У какого-то встал села.
И Мгеру работу дал старшина,
Как батраку, за харчи,
Велел с рассвета начать,
Гонял его в поле под яростные лучи
И в виноградники богача.
Уж свет дневной уходил,
Крестьянин поле скосил,
Снопы увязал, сложил
Заскирдовал на току
Золотую пшеницу.
Дорога гусана к скирдам привела.
Лира гусана — череп вола.
Три меж рогами струны
Туго натянуты, прикреплены.
Он отдал поклон, на сноп он присел,
Он по струнам ударил и складно запел,
Насущному хлебу он славу воспел.
«Да славится хлеб —
Благо народа!
Нужнее, чем хлеб,
Только свобода!
Мы хлеборобам от чистой души
Пожелаем долгие дни.
Насыщают, питают мир
Хлеборобы одни.
И о вас мы поем, о том,
Что труды ваши святы, поем.
О хлебе святом поем,
О свободе вашей поем».
Пернатые стаи слетелись с небес,
Защебетали кругом
Их голоса.
Взяли долю они, взвились в небеса.
И князь появился — он полем владел, —
Он половину пшеницы унес.
А после и староста к току пришел,
И лавочник к хлебу дорогу нашел.
Мешками, в охапку пшеницу влекут,
Они золотую пшеницу влекут.
В счет побора, за долг, за налоги берут.
Ничего не осталось крестьянину тут —
Только зернышки на току.
И как только всё это увидел Мгер,
Не знал он, как пламень души превозмочь.
Он ахал весь день, он ахал всю ночь,
Думал, нахмурившись, Мгер:
«Простолюдин под гнетом ярма
Наполняет давильни и закрома,
Чтобы стали еще полней
Амбары князя и богачей.
А сам он — голодный, а сам — не одет,
Всё такой же нагой, как родился на свет».
И Мгера позвал старшина, сказал:
«Ну, подать свою подай,
Подушную подать царю подай!»
— «Какая тут подать? Пред кем я в долгу?
Что за царь?
Он мне в долг не давал, что он просит с меня?» —
Так молвил отважный Мгер.
Закричал старшина, и вот всё село
Пришло — работники, батраки,
На плечах у них змеи жгутов ременных,
Дубинки в руках у них.
«Вяжите, — сказал, — руки-ноги ему!
В железо закуйте! Бросьте его
В тюремную тьму!»
«Эх, рабы скудоумные!
Не защитой вы стали мне в этот час,
А я с душегубом вашим борюсь!
Оружие вы взяли,
Пошли на меня,
Как будто я — не за вас!
Эй! В сторону все!
Пускай старшина придет,
Подать царю берет!» —
Так вымолвил Мгер
И великой твердыней
Стоял.