Древний путь затерян в памяти —
Встань, дитя, на перевале,
Подари нас хлебом памяти,
Спой, как мы с тобой певали.
Серафита, будь попутчицей —
Сапурцлия или Мцхеты,—
О как ждет, как песней мучится,
Как томится сердце это!
Тень, в гробу запечатленная,
Песня на холодном камне,
Не озябни, сокровенная,—
Ты как сон, как явь нужна мне.
Шелк твой веет над долиною.
Встань, как встарь, необычайна.
Кто ты, Грузия старинная,
Ревность ты моя и тайна?
4. Зову Серафиту. Перевод Б. Ахмадулиной
Не умерла, не предана земле.
Ты — на земле живешь, как все.
Но разве,
Заметив боль в пораненном крыле,
Не над тобою плакал твой Армази?
О, как давно последние дары
Тебе живая суета дарила!
С тех пор я жду на берегах Куры
И засухой опалена долина.
Не умерла.
И так была умна,
Что в спешке доброты и нетерпенья
Достиг твой шелест моего гумна:
Вздох тишины и слабый выдох пенья.
Что делаешь? Идешь?
Или пока
Тяжелым гребнем волосы неволишь?
Не торопись.
Я жду тебя — века.
Не более того.
Века всего лишь.
Еще помедли, но приди. Свежа
И не трудна твоя дорога в Мцхету.
Души моей приветная свеча
Уже взошла и предается свету.
Уж собраны и ждут тебя плоды
И лакомства, стесненные корзиной.
Как милосердно быть такой, как ты:
Сюда идущей и такой красивой.
В молчании твой голос виноват.
Воспой глубоким горлом лебединым
И виноградаря, и виноград,
И виноградники в краю родимом.
Младенческою песней умудрен,
Я разгадаю древние затеи
И вызволю из тесноты времен
Отцов и дедов доблестные тени.
Бессмертное не может быть мертво.
Но знает ли о том земля сырая,
Ошибку ожиданья моего
Оплакивая и благословляя?
Как твой удел серьезен и высок:
В мгновенных измененьях мирозданья
Всё бодрствует великий голосок
Бессмертного блаженства и страданья.
5. Гранатовое дерево у гробницы Серафиты. Перевод Б. Ахмадулиной
И встретились:
Бессмертья твоего
Прекрасная и мертвая громада
И маленькое дерево граната,
Возникшее во мгле из ничего.
Ум дерева не ведает иной
Премудрости:
Лишь детское хотенье
И впредь расти, осуществлять цветенье
И алчно брать у щедрости земной.
Не брезгуя глубокой тьмой земли,
В блаженном бессознании умнейшем,
Деревья обращаются к умершим
И рыщут пользы в прахе и пыли.
Но что имел в виду живой росток,
Перерастая должные границы,
Когда проник он в замкнутость гробницы
И в ней сплоченность мрамора расторг?
Влекло его твое небытие
Пройти сквозь твердь плиты непроходимой,
Чтобы припасть к твоей руке родимой,
Удостоверясь в тонкости ее.
С великим милосердием дерев
Разнял он узкий холодок браслета
И горевал, что ты была бессмертна
Лишь вечно, лишь потом, лишь умерев.
Гранат внушал запястью твоему
Всё то, что знал об алых пульсах крови
В больших плодах, не умещенных в кроне
И по ночам слетающих во тьму.
Он звал тебя узнать про шум ветвей
С наивностью, присущею растеньям,—
Истерзанный тяжелым тяготеньем,
Кровотеченьем спелости своей.