К огорчению близких, табак
Стал курить я особенно крепкий.
Чтоб удачно писать, как-никак
Я нуждаюсь в хорошей зацепке.
Я не брошу курить и, куря,
Как бы вижу в дыму папиросы
Склон, поросший травой. С пустыря
Я спускаюсь к речному откосу.
На ладони спиральный узор
Недокуренного никотина,—
Точно вид затуманенных гор
Застилает мне дали картину.
124. Метехи. Перевод Б. Ахмадулиной
Над Метехи я звезды считал,
Письменам их священным дивился,
В небесах, как на древних щитах,
Я разгадывал знаки девиза.
Мне всегда объясняла одно
Эта клинопись с отсветом синим —
Будто бы не теперь, а давно,
О Метехи, я был твоим сыном.
Ты меня создавал из ребра,
Из каменьев твоих сокровенных,
И наказывал мне серебра
Не жалеть для нарядов военных.
Пораженный монгольской стрелой,
Я дышал так прощально и слабо
Под твоей крепостною стеной,
Где навек успокоился Або.
За Махатской горой много дней
Ты меня окунал во туманы,
Колдовской паутиной твоей
Врачевал мои бедные раны.
И, когда-то спасенный тобой,
Я пришел к тебе снова, Метехи.
Ворожи над моей головой,
Обнови золотые доспехи.
Одари же, как прежде, меня
Йорским облаком и небесами,
Подведи под уздцы мне коня,
Чтоб скакать над холмами Исани.
А когда доскажу все слова
И вздохну так прощально и слабо,
Пусть коснется моя голова
Головы опечаленной Або.
125. «Две округлых улыбки — Телети и Цхнети…» Перевод Б. Ахмадулиной
Две округлых улыбки — Телети и Цхнети,
И Кумиси и Лиси — два чистых зрачка.
О, назвать их опять! И названия эти
Затрудняют гортань, как избыток глотка.
Подставляю ладонь под щекотную каплю,
Что усильем всех мышц высекает гора,
Не пора ль мне прибегнуть к алгетскому камню,
Высечь точную мысль красоты и добра?
Тих и женственен мир этих сумерек слабых,
Но Кура не вполне обновила волну
И, как дуб затвердев, помнит вспыльчивость сабель,
Топот конских копыт, означавший войну.
Этот древний туман так неполон — в нем стрелы
Многих луков пробили глубокий просвет.
Он и я — мы лишь известь, скрепившая стены
Вкруг картлийской столицы на тысячу лет.
С кем сражусь на восходе и с кем на закате,
Чтоб хранить равновесье двух разных огней:
Солнце там, на Мтацминде, луна на Махате,
Совмещенные в небе любовью моей.
Отпиваю мацони, слежу за лесами,
Небесами и за посветлевшей водой.
Уж с Гомборской горы упадает в Исани
Первый луч — неумелый, совсем молодой.
Сколько в этих горах я камней пересилил!
И тесал их и мучил, как слово лепил.
Превозмог и освоил цвет белый и синий.
Теплый воздух и иней равно я любил.
И еще что я выдумал: ветку оливы
Я жестоко и нежно привил к миндалю,
Поместил ее точно под солнце и ливни.
И все выдумки эти Тбилиси дарю.
126. Ночи Пиросмани. Перевод П. Антокольского
Ты кистями и красками спящих будил,
делал розы возлюбленной ярче и краше,
по гористым, кривым переулкам бродил
и домой возвращался с тарелкою хаши.
И пока ворота на засове, пока
не уснет в Ортачале красотка, ты снова
шел к Майдану, и мчал фаэтон седока,
заводилу грузинского пира честного.