Эта память, всё чудесней
Век от века, год от года
Разгораясь, стала песней
В сердце нашего народа.
В чувствах разлилась, как море,
И, шумя живой листвою,
Расцвела над кровлей Гори
Персиковою весною.
* * *
Словно брат, тебя крестьянин
Встретил — русский настоящий,
Горем, как и ты, изранен,
В горне бед, как ты, кипящий.
Он грузинский май сладчайший
Угадал в тебе и понял.
Сердца высохшую чашу
Он живой водой наполнил.
Дал напиться из кувшина
На прощанье у порога,
Хлеба дал тебе корзину
И благословил в дорогу.
В дальний путь пошел ты смело,
Лапти пыль степей покрыла.
Память братства в ночь согрела,
В знойный полдень освежила.
Русский спас тебя, когда ты
Предан был предсмертным мукам.
Пашни чувств мудрец — оратай,
Стал навек тебе он другом —
Укрывал тебя в ненастье,
Озарял твой путь зарницей,
Был с тобою, полн участья,
И в пустыне и в темнице.
На перекрестке
Чаще думать стал над очагом собрата,
Как вернуться в Картли к дому своему…
Смертной тьмой стезя обратная объята —
Сеть на той стезе расставлена ему.
Как же царь Вахтанг? Немыслим путь обратный.
Сколько бед на плечи царские легло!
Турком сад его порублен виноградный,
Кров царя — чужбина, трон его — седло.
Одинок он был в годины роковые.
О, междоусобиц черная пора!
И решил Вахтанг пойти на зов России,
На приветный зов Великого Петра.
Вспомнил тут Давид прощание в Цхинвали,
Горе — словно уголь огненный в груди…
Воины в слезах Вахтанга умоляли:
«В этот грозный час от нас не уходи!»
Пред семьей своей коленопреклоненной
Поднялся властитель, скорбен и суров:
«Петр меня зовет — славнейший царь вселенной,
Брат мой, — он поможет мне изгнать врагов.
Я вернусь. И Картли будет вновь свободной,
С наших гор сниму я черную чалму!»
С плачем перед ним склонился сонм народный,
Невозможно было возразить ему!..
Удалился царь. А за Вахтангом следом
Преданнейшие из преданных пошли.
К счастью или бедам — дальний путь неведом.
Кони пыль отчизны на копытах унесли.
Царь в пути узнал, что умер Петр Великий.
Год идет за годом, нет царя домой.
Он в Москве томится; волосы владыки
В скорби убелились снежной сединой.
И решил Давид в Москву стопы направить —
Ведь сумел в России друга он найти! —
Чтоб к надеждам Картли сноп надежд прибавить,
Чтоб помочь царю опору обрести.
Снова в пути
Легкой поступью
Пошел он в путь далекий.
Ливень с полуночи
Пыль к земле прибил.
Шелком устелил
Рассвет ему дороги.
Русский друг припасом
Путевым снабдил.
Дал корзину хлеба
И свиного сала.
И, вздохнув, Давид
Покинул братский дом.
По тепле очажном
Сердце тосковало,
Шел он светлым Доном,
Верностью влеком.
Он идет. Пред ним
Равнина необъятна.
С небом степь слилась
В просторах голубых.
В пятнах сентября
Пленительный и статный
Пламенеет тигр
Левад тополевых.
Машут ветряки.
Белеют церкви мирно.
Но безбрежно море
Вянущей травы.
Марево степей
Безмолвно и обширно.
И когда ж, когда ж
Достигнет он Москвы!
Где дряхлеют в стойлах
Боевые кони,
Где пришлось царю
Седины приклонить?
Где б из рук его
Тепло принять в ладони,
Где бы с ним свои
Раздумья разделить?..