‹1916›
Ад прадзедаў спакон вякоў
Нам засталася спадчына;
Паміж сваіх і чужакоў
Яна мне ласкай матчынай.
Аб ёй мне баюць казкі-сны
Вясеньнія праталіны,
І лесу шэлест верасны,
І ў полі дуб апалены.
Аб ёй мне будзіць успамін
На ліпе бусел клёкатам
І той стары амшалы тын,
Што лёг ля вёсак покатам.
Аб ёй мне баюць казкі-сны
Вясеньнія праталіны,
І лесу шэлест верасны,
І ў полі дуб апалены.
І тое нуднае ягнят
Бляяньне-зоў на пасьбішчы,
І крык вароніных грамад
На могілкавым кладзьбішчы.
Жыве зь ім дум маіх сям'я
І сьніць зь ім сны нязводныя…
Завецца ж спадчына мая
Ўсяго Старонкай Роднаю.
Мне испокон веков дано
Наследство драгоценное,
Как ласка матери, оно
Всегда со мной, нетленное.
О нем мне шепчут сказки-сны
Весенние проталины,
И шелесты вершин лесных,
И дуб, грозой поваленный.
Напомнят клекотом о нем
Мне аист над ракитою,
Замшелым, стареньким плетнем
Деревни, в рощах скрытые,
Вороньи стаи, что кричат
На деревенском кладбище,
И неумолчный крик ягнят
За речкою, на пастбище.
И сердце у меня одной
Заботою охвачено:
Наследство, что хранимо мной,
Напрасно не истрачено ль?
И в глубине моей души,
Как пламя негасимое,
На всех путях, во тьме, глуши
Горит оно, родимое.
С ним думы все мои давно,
И сны, и песни звонкие…
А называется оно
Родимою сторонкою.
‹19 сентября 1918 г.›
Вспыхнет песня, словно искра,
Словно ключ она польется.
Тут и там — далеко, близко —
Звонким эхом отзовется.
Сердце с сердцем крепко сдружит,
Засверкает, загорится.
Вот уж в хате, вот снаружи —
Молодица молодицей.
Прыгнет к солнцу, захохочет,
Расцелуется счастливо;
Ясну месяцу средь ночи
Поглядит в глаза тоскливо.
Встретит зорьку-заряницу,
Прослезится с ней росою;
На поля слетит, как птица,
Ляжет шелковой травою.
Вместе с ветром выйдет разом,
Заиграет в хороводе;
Вместе с бором грозным сказом
Зашумит о непогоде.
Пробежит по листьям в чаще,
С птицей птицею засвищет.
Мимоходом весть о счастье
Бросит в чье-нибудь жилище.
Так летает да летает
Эта песня в белом свете,
Ни преград, ни пут не знает
От столетья до столетья.
‹29 октября 1918 г.›
Разлетелась по просторам
Снежным пухом, тайным вором
Дым, поземка, завируха,
Злого духа злобедуха…
В поле дымно и тревожно,
Беспокойно, бездорожно…
Ни ночлега, ни путины,
Грозен сумрак домовины.
Как по морю, в пене снега,
Без костра и без ночлега,
В замороженном тумане
Едут, едут поезжане.
Едут, едут… след развеян…
Глуше, тише и темнее…
Ни надежды, ни просвета,
Только вьюга, только ветер.
А колдунья-завируха
Что-то шепчет, шепчет в ухо
О рожке, что в ночь взывает,
О пшеничном каравае.
Дразнит снеговым ночлегом,
Засыпает сном и снегом.
Лезет в сердце, лезет в очи,
Машет пугалом из ночи…
Молодого к молодухе,
Свата — к сватье-посидухе
Страх друг к другу прижимает,
Свищет, розвальни качает.
Прижимаются, как дети,
Как голубки на рассвете…
Нету свету, нету следу…
И все едут-едут-едут…
А над ними завируха,
Поползунья, злобедуха
Раскачнулась снежной вехой,
Задыхается от смеха…
‹1918›
Спит, окруженное чащей лесною,
Озеро, скрытое в зарослях тины;
Шепчутся тихо осока и аир,
Грустные сказки кустарник бормочет.
Сосны и вязы, дубы и осины
Стали вдоль берега, будто на страже,
Молча кивают зеленой вершиной,
Небу молитву творят потаенно.
Озеро! Озеро! В смутном раздумье
Я подхожу по тропинке заглохшей.
Желтые листья шуршат под ногами,
Щеки царапает иглами хвоя.
Я, одинокий, сажусь под дубами,
Взоры и мысли далёко-далёко…
Тихо над озером, облачно в небе…
Где-то кричат перелетные гуси.
‹1919›
В науку нужда не давала мне ходу,
И книжной премудрости я не постиг,
Язык белорусский и думы народа
От матери знал я — без школ и без книг.
Учителем — с детства, с годов невеселых —
Служил мне простор в белорусском краю.
И всходы на нивах, и говор по селам
Мне в дар приносили науку свою.
И душу мою окрыляло раздолье,
И в небо, под солнце, летела она;
Светилась, сияла, как радуга в поле,
Как радуга в небе, как сказка-весна,
И, пьяная чарами, буйным цветеньем,
Как будто в каком-нибудь сказочном сне,
Шептала о чуде поры предвесенней
И радостной песней лилась в тишине.
И мельницы шум над рекою бурливой,
И грохот, и говор, и всплески реки
Давали мне песенных ритмов извивы,
Давали мне ходы для каждой строки.
Густые березы, что шлях сторожили,
И цепью летящие вдаль журавли
Гармонию стройную в песню вложили,
Мелодию песни без фальши вели.
Зеленые всходы бескрайних просторов,
Цветов на лужайке веселая рать
Для песен моих не жалели узоров,
Учили венками слова завивать.
В напев мой — от шепота спелых колосьев,
От шелеста яблонь, черемух и груш —
Неслыханной музыки эхо лилося,
Сливаясь со стоном обиженных душ.
Шум древнего бора таинственным сказом
О жизни, о счастье мне смутно шептал,
И песню шум-говор захватывал сразу,
Заснувшие думы от сна пробуждал.
А солнце, что в небе безоблачном тонет,
Вливалося в песню лучистым огнем;
А ветер, что травы высокие клонит,
Дал крылья, чтоб песня взлетела орлом.
В той песне могучую силу взрастили
И цеп, и топор, и стальная коса;
Жара и морозы ее закалили,
И песня гремит, словно гром в небесах.
Так я, ни науки, ни школы не зная,
Отыскивал дар свой и долю свою.
Теперь моя дума, как сокол, летает,
Теперь я свободно и гордо ною.