Стихотворения и поэмы

Взлетит на крыльях солнца к тучам,
Чтоб вновь на дол сойти в туманах
Иль частым дождиком пролиться.
Никто не выйдет из границы
Седых законов, жизнью данных.
И ты, и ты, моя весна,
Вновь не придешь, как та волна!
Вот и теперь передо мною
Встает мой уголок пригожий,
Криницы узенькое ложе
И елка с тихою сосною,
Обнявшиеся над водою,
Как молодые в час разлуки,
В час клятвы и любовной муки.
И вижу лес я возле хаты,
Где, взявшись за руки, девчата
Играли песни дружным хором,
Идя с работы шагом скорым.
Напевы песен их раздольных
По лесу звонко разливались,
Им все пригорки откликались,
И радость пела в звуках вольных.
А сосны, ели вековые
Под эти песни молодые
Стояли в молчаливой думе,
И в их неуловимом шуме,
В печально-сумрачном смиренье
Как будто чудилось моленье.
Вблизи сторожки лесниковой
Лес выгибался, как подкова. —
Высокий, старый и тенистый.
Шатер осины круглолистой
Сплетался с соснами, дубами,
А елки хмурыми крестами
На небе четко выделялись
И словно с тучами шептались.
Они стояли, точно вдовы,
Поодаль, хмуро-одиноко,
Поднявши к облакам высоко
Своих вершин наряд суровый.
Лес наступал и расступался,
Лужком зеленым разрывался
И хату обнимал крылами,
Приветливо шурша ветвями, —
Тем видом каждый любовался!
А снизу этот бор косматый
Подбит был выпушкой богатой:
Лозой, черемухой, крушиной,
Ольхой кудрявой и рябиной.
Глядишь, бывало, — и сдается,
Что через эту ткань живую,
Сквозь эту поросль молодую
Ни мышь, ни птица не пробьется.
Из глуби леса мирно тек
Травой заросший ручеек.
К его струям неторопливым
Склонялись трепетные ивы,
Он из-под сени их густой
Едва заметной бороздой
Шел через луг, в траве скрываясь,
И, прихотливо извиваясь,
Вливался в Неман голубой.
А луг — насколько хватит ока —
Свободно, пышно и широко
Простерся скатертью богатой
Вдоль Немана от самой хаты,
Сверкая яркими цветами,
Всех красок жаркими тонами,
В неуловимых переливах
Оттенков нежных. Как на нивах
Колосья, наливаясь, гнутся
И людям радостно смеются
Своим звенящим тихим смехом
Под легким ветерка пробегом, —
Так травы буйные, без края,
Шумят, ликуя и играя,
И ходят волны луговые
Веселой светлой чередой;
Цветы кивают головой —
Ну, как девчата молодые.
Эх, луг широкий! Луг цветущий!
Ты, как живой, в лучах поющих
Стоишь во мгле перед очами.
Прекрасен ты, но и печален,
Как наша тихая сторонка,
Где пеленой тумана тонкой,
Синея, летний зной дрожит
И даль задумчиво глядит.
Хоть я терплю неволи муки{1}
С родимым берегом в разлуке,
Но я душою оживаю,
Когда в мечтаньях озираю
Тебя, мой берег, луг искристый,
Где льется Неман серебристый
И дружной высятся толпою
Дубы, как башни, над водою.
И только тут, под их ветвями,
На солнце утомлен трудами,
Косарь спокойно отдохнет
От дум тяжелых и забот,
Овеян сладостными снами.
Здесь так привольно, так прохладно,
И птицы резвые отрадно
Поют, кружатся в ясном небе, —
Кругом везде их слышен щебет.
Л на дубах, воздеты к звездам,
Темнеют аистовы гнезда.
Клекочут аисты, и звонко
Им жалуются аистенки
И клювы тянут из гнезда, —
Птенцам давно нужна еда.
А там, где птицы старше стали,
Манить их начинают дали.
Им сладко первое усилье,
Они уже разводят крылья,
Глядишь — на локоть подлетают,
Крылами ветер загребают
И неуклюжими ногами
Смешно танцуют над дубами.
В соседстве с ними, под ветвями,
Скворцы и воробьи гнездятся,
Пищат, щебечут, ворошатся
И молкнут поздно вечерами.
В дупле кричат сизоворонки,
И свист над лугом резкий, звонкий
Роняет коршун осторожный,
Томя простор тоской тревожной.
Эх, луг широкий! Как живой,
Покрытый свежею травой,
Ты зеленеешь предо мною,
Сияя светлою красою.
Как женщины, к которым старость
Тайком, исподтишка подкралась,
Чтоб незаметно отобрать
Их силу, красоту и стать
И, высосав из них все соки,
Навек оставить одиноких,
Забытых миром и недужных
И жизни молодой ненужных, —
Так рядом с хатою, в садочке,
Пригнувшись тихо в уголочке,
Дремали старые две ивы.
А тут же, стройны и красивы,
Деревья юные стояли
И весело на них взирали.
Раскинув ветви над бурьяном,
Росла здесь грушка с тонким станом,
И над забором валом пышным
Кудряво зеленели вишни.
Был невелик, конечно, сад —
Рябина, три дичка подряд,
Меж ними липка молодая,
Как будто внучка дорогая.
Но как же радостно и мило
Пчела тут в ульях гомонила!
И как приятно пахло медом!
Плодились пчелы с каждым годом:
Что лето — ульев прибывало,
Хоть было их уже немало.
И гул стоял и днем и ночью.
Бывало, летом, в час рабочий,
Вдруг разнесется крик веселый:
«Эй, тятя! Дядька! Вышли пчелы!..»
За хатой, прямо возле сада,
Навес стоял с гуменцем рядом,
А под навесом снасть простая:
Возок, телега запасная,
Колеса, хомуты и сани,
И ульев несколько, заране
Уж приготовленных; ушат,
Кадушка, старый понаряд{2}
И прочий запыленный хлам
Ютился здесь по всем углам.
Все — вещи нужные для дома!
Гуменце, крытое соломой,
От долгой жизни поседело,
Солома клочьями висела:
Ее и ветры потрепали,
Да и мальцы поободрали.
На крышу лазая, бывало, —
Их это дело забавляло.
А под щитом, на паутине,
Засохший колос-сиротина
Один в тиши слегка качался;
С каких он пор тут обретался,
Никто не мог бы дать ответа!
Еще старей постройки этой
Был хлев замшелый и гнилой;
Стоял он там, с годами споря.
Едва держась, как на заборе
Горшок, разбитый кочергой.
Тот хлев казался старичиной,
Согбенным тяжкою кручиной.
А сбоку, в поле, недалеко
Ютился погреб одиноко;
Припав к сырой земле стрехою,
Он зарастал густой травою.
Среди запущенных строений
В глуби двора стояла хата;
Она была щеголевата,
Как та шляхтянка из селенья,
Что в праздник около костела,
Чуть-чуть поднявши край подола.
Преважно ходит под зонтом
И юбкой вертит, как хвостом,
С дорожек пыль, песок сметая
И в хлопцев глазками стреляя.
За хатой поле начиналось,
Где рожь густая колыхалась,
Росли овес, ячмень, гречиха…
Привольно было там и тихо!
Мой уголок, мой кров родной!
Теперь я для тебя чужой.
И лес, и поле всё такие,
Но люди здесь живут другие.
Печаль мне в душу западает,
Что в вечность канули годочки,
Мои счастливые денечки, —
Весна промчалась молодая!
Теперь завесу лет раздвинем
И оком пристальным окинем
Житье Михася и Антося,
Посмотрим, как там все велося.