XVII. ВОЛК
По будням все вставали рано:
Безделье, лень — хворобы пана,
А тут не надо подгонять,
Когда хлопот — не занимать!
Вновь запрягайся на неделю!..
Склонялась Ганна над куделью,
Мужчины, обрядясь теплее,
Шли поутру в гумно скорее, —
Михал Антосю помогал,
Покуда день не наступал:
Ведь нужно кончить с молотьбою,
Чтоб не висела над душою.
«Директор» Яська доброхотом{9}
Здесь тоже по утрам работал.
Он был парнишка деловитый
И до работы страх сердитый,
Хоть и казался с виду квелым;
Душевный хлопец и веселый!
Порожняком не ходит в хату —
Ну, что за тяжесть парню-хвату
Взять на дворе охапку дров.
Все сделать Яська наш готов
Для дорогих своих хозяев, —
Нет, Яська, брат, не из лентяев!
Раз каблуком он зацепился,
С дровами навзничь повалился
На шаг — не дальше — от порога.
Ну, почесался лишь немного
Да поглядел на каблуки:
Эх, миновали те деньки,
Когда, проворны и крепки,
Они на игрищах плясали,
А тут ходить не пожелали.
Своим порядком шло ученье.
Но все же Владя с большим рвеньем
За цеп и за метелку брался
Иль по лесу с ружьем шатался,
Охотясь на рыжух-лисиц
И на пронырливых куниц.
И батька с этим примирился.
Что ж! Для науки не родился.
Вот из меньших что, может, будет?
Пускай они уж выйдут в люди!
Алесь сидит, «закон» читает
И сам с собою рассуждает,
Чему-то тихо засмеется
И носом в книгу вновь уткнется.
У Костуся — «Родное слово»,
Он за склады берется снова,
Да что-то худо все выходит
И только злость одну наводит!
Из чащи темной и суровой
Заря денек выносит новый,
Денек короткий, чуть заметный,
Но все ж веселый и приветный.
Мороз берется, поджимает,
По лесу белому гуляет
И ткет холсты на бережку,
За ночь подкинуло снежку.
Михал с утра идет в обходы.
От звонкой солнечной погоды
Помолодел как будто весь.
Какой уж раз он ходит здесь!
Тут все тропинки и дороги
Ему давным-давно знакомы,
В любом конце Михал как дома:
Где не ступали его ноги!
Каких он уголков не знает!
Михал идет, следы читает.
Вот тут тонюсенькой цепочкой
Прочерчен путь по снежным кочкам —
Лежат следки друг к дружке близко,
Видать, мышиная расписка.
Другой рисунок — след тройной
Оставил заяц озорной.
А лис-хитрец, чтоб с толку сбить,
По снегу ровно тянет нить,
И следом в след свой попадает,
Ну, как одной ногой ступает.
В лесу мертво и глухо-глухо.
Напрасно звуки ловит ухо:
Кругом сугробы, все застыло,
Все сковано железной силой,
И только где-то на суке
Вдруг свистнет сойка вдалеке
Да дятел простучит уныло.
Не оттого ль и на Михала
Тоска внезапная напала, —
Глядит вокруг он хмуро, вчуже,
Как этот лес, объятый стужей.
Но все же бор, хоть онемелый,
Ведет невнятно сказ несмелый,
И сквозь холодный белый сон
Беседует с Михалом он.
Ведь каждое местечко бора —
Полянка, чаща, ров, пригорок —
Особый лик имеет свой
И воскрешает пред тобой
Все то, что память сохранила.
Да, много всякого тут было!
Ведь тут полжизни лесниковой!
Ну, хоть бы эта вот дуброва!
Грибов под осень здесь тьма-тьмуща,
И люд приходит гуща гущей, —
Смех, песни, выкрики несутся,
Далеко в чаще раздаются.
И вот, бывало, пан прикажет
Сойтись сюда тихонько страже —
С боков, и спереди, и сзади,
Чтоб очутился люд в засаде.
И это все на голых, бедных,
И все из-за панов зловредных!
Лови! А у иного нет
Рубля, быть может, на билет.
Но должен драть и с бедноты,
И виноват не пан, а ты:
Зол не хозяин — скажет всякий,
А злы хозяйские собаки…
А этот хвойник обгорелый?
Да тут рассказ бы вышел целый,
Когда б поведать все сначала,
Что в память остро так запало.
Но горько вспоминать об этом: