Что бы ни помстилось, ты не верь,
как бы ни грустилось, будь со мной…
Мы на веки вечные теперь
связаны веревочкой одной.
42. Дóма
Мой радостный, мой узкий плен,
будь ты вовек благословен!
Я, видно, отроду в ладу
с четырехстенной тишиною —
и никого-то я не жду,
и в доме никого со мною.
В отсутствие любезных чад я —
пленник скуки вдохновенной,
когда слова вещей звучат
отчетливо и откровенно;
когда часов привычный ход
мне по-особому понятен;
когда, как выпивший приятель,
ядрено крякает комод;
когда огонь, как парень дошлый,
присядкою обходит печь,
и сухо щелкает в подошвы,
и рвет рубаху с быстрых плеч;
когда дрянная половица
вдруг нудно-нудно разворчится
на каждый шаг мой и когда
в трубе стесненная вода
порою жалостно заноет, —
когда весь дом со мной в ладу,
нет в доме никого со мною
и никого-то я не жду…
Мой радостный, мой узкий плен,
будь ты вовек благословен!
43. «Настало время листопада…»
Настало время листопада,
и заструилась, трепеща,
вокруг редеющего сада
косая изгородь дождя.
И вот — не сад уже намокший,
а заповедник тишины:
листвы безмолвие полегшей,
и даже капли не слышны.
Вдали глухонемые гумна…
И самый громкий в мире звук —
не сердца ль твоего испуг,
что жизнь бывает так бесшумна?
44. Памяти няни
Ты умирала без мучений,
как умирают лишь во сне.
Берез безлиственные тени
переминались на стене.
И, как сиделка у кровати,
от недосыпа чуть бледна,
в своем синеющем халате
молчала зябкая луна.
И в тишине большой и белой,
закрыв глаза, лежала ты
и, отчуждая нас, глядела
в сиянье вечной темноты.
Что виделось тебе? Что мнилось
там, где для нас пустая мгла?
Неужли чья-то легкокрылость
тебя над нами вознесла?
45. «Что сентябрю от августа досталось?..»
Что сентябрю от августа досталось?
Листвой владеет полная усталость.
Не выползает из оврагов мгла.
Сквозняк на раздорожье гложет спину.
И я — с трудом тащу свою корзину,
хотя она совсем не тяжела.
И вдруг через неделю — бабье лето.
Пошли грибы совсем другого цвета —
в любом пролеске, в рощице, в саду. —
И долго шли. И долго не хотелось
церковных галок слышать оголтелость
и что-то все свистелось на ходу.
46. «В серый день я вдоль канавы…»
Осенний день высок и тих…
В серый день я вдоль канавы
медленно иду.
Мну намокшие отавы,
ничего не жду.
Но такое это счастье,
сокращая путь,
сонмы капель в сонной чаще
с листьев отряхнуть!
А потом — по сжатой ниве
зашагать домой;
переждать внезапный ливень
в поле под сосной.
Обойти кругом болотце,
ускоряя шаг;
без тропинки, где придется,
выйти на большак. —
Сколько их, в дали беззвучной
жмется, деревень…
Серый день мой, день мой скучный,
самый русский день!