Нежная девушка новой веры —
Грубый румянец на впадинах щек,
А по карманам у ней револьверы,
А на папахе алый значок.
Может быть, взять и гранату на случай?
Памятны будут на тысячи лет
Мех полушубка горячий, колючий
И циклопический девичий след.
1922
Серый час{7}
Серый час был мутен и обманчив,
И хотелось закричать кому-то:
"Помогите! Я уже не мальчик,
Заблудился в поисках уюта!"
Но из полумрака отвечало
Лунное морщинистое рыло:
"Что же! Удивительного мало!
И меня туманами закрыло".
И пошли смеясь мы и ругаясь,
И туман куда-то в водостоки
Уползал, клубясь и содрогаясь,
И вставало солнце на востоке.
1922
"Между домами старыми…"{8}
Между домами старыми,
Между заборами бурыми,
Меж скрипучими тротуарами
Бронемашина движется.
Душки трепещут за шторами,-
Пушки стоят на платформе,
Смотрит упорными взорами
Славный шофер — Революция.
Руки у ней в бензине,
Пальцы у ней в керосине,
А глаза у ней синие-синие,
Синие, как у России.
1922
Воздушные фрегаты{9}
Померк багряный свет заката,
Громада туч росла вдали,
Когда воздушные фрегаты
Над самым городом прошли.
Сначала шли они как будто
Причудливые облака,
Но вот поворотили круто —
Вела их властная рука.
Их паруса поникли в штиле,
Не трепетали вымпела.
"Друзья, откуда вы приплыли,
Какая буря принесла?"
И через рупор отвечали
Мне капитаны с высоты:
"Большие волны нас качали
Над этим миром. Веришь ты —
Внизу мы видим улиц сети,
И мы беседуем с тобой,
Но в призрачном зеленом свете
Ваш город будто под водой.
Пусть наши речи долетают
В твое открытое окно,
Но карты, карты утверждают,
Что здесь лежит морское дно.
Смотри: матрос, лотлинь[5] распутав,
Бросает лот во мрак страны.
Ну да, над вами триста футов
Горько-соленой глубины!"
1922
Рассмейтесь{10}
В белых яблонях сокрыт ваш дом,
И, грустя, что наши встречи редки,
Я у яблонь все сухие ветки
Длинным обрубил ножом.
Дорогая, слышал я не раз,
Что поблек завидный ваш румянец,
Что какой-то жалкий оборванец
Молодость украл у вас.
Вы рассмейтесь, если это ложь.
Ну, а если это правда злая,—
Вы подайте голос, дорогая:
Длинный у меня есть нож.
1922
Сонет{11}
Я шел по лысинам и спинам горным
В мою Европу прямо на закат,
И звезды в небе азиатски-черном
Мерцали, как глазенки киргизят[6].
А после в городе, большом и сорном,
Тебя я встретил, европейский брат[7],
В далеком прошлом тоже азиат[8],
Но днесь охвачен рокотом моторным.
Да, раньше ты пришел на сотни лет,
Но друг за другом мы кружили вслед,—
Об этом-то преданья и векуют.
И классикам вы верьте не вполне,
Ведь мне о вас, а вам и обо мне
Они не знают сами, что толкуют.
1923
Балхаш{12}
Я помню зной того степного края,
Безветрие и дьявольскую сушь.
Я плелся по горбам Тарбагатая[9]
И воду пил из горьких теплых луж.
И в тех же лужах я мочил отрепья,
Чтоб хоть на час оставил мучить зной.
К тебе, Балхаш, я пробирался степью,
И вот ты встал зеленою стеной…
вернуться
7
вернуться
8