Нет! Донесся шелест крыла,
это Муза была. Муза. Летала!
Летала вокруг квартала.
Перед входом в чертог,
У портала,
Вдоль метало ее, поперек…
Трепетала!
Древнегреческий помню язык.
Понимать я его не отвык.
Поскорее
Поднимаю я Музу, веду
В темный сад, потому что в саду, мощно грея,
Озаряя волшебным огнем
Незаметным, невидимым днем — только ночью,
Только ночью, среди темноты,
Существуют такие цветы.
И воочью
Вижу я: да, она! Вся бела. Это — Муза!
За плечами у ней два крыла. Это — Муза!
"Муза! Ждал тебя, Муза, давно. Прилетела?.."
Только вижу — алеет пятно,
Багровеет, синеет пятно…
"Муза, ранена?" — "Да!" — "И давно? Где? В чем дело?"
"Расколовшийся мрамор Афин,
Брызги крови до горных вершин,
Клочья мяса…"
Муза! Ты это говоришь,
Или слышится шелест афиш:
"Оборона Парнаса!", "Оборона Парнаса!".
Из Эллады, с парнасских вершин,
Из немецкого плена,
Где от слез поднялась на аршин Иппокрена[49],
Прилетела ты к нам, Мельпомена!
"Черт возьми!
У парнасских вершин
Шваб потребовал пива графин.
Но не впрок.
Даже пена
Издает запах тлена!" —
Так мне крикнула Муза.
С крыла
Кровь извилистой струйкой текла, запекалась.
"На Парнасе вчера я была.
До последнего срока была
И сражалась!
У убитых винтовки брала и сражалась!
И Борей меня вынес, суров,
Там из пламени книжных костров.
Вы мне рады?"
— "Да, мы рады!
Здесь, у гиперборейских снегов,
Ты защиту найдешь от врагов,
Дочь Эллады!"
1936, 1941
Дым отечества{49}
Ты знаешь пословицу: мы говорим,
Что сладок бывает отечества дым…[50]
Я дым этот сладкий вдыхал наяву.
Послушай! Когда ты вернешься в Москву,
Немедленно в Кунцеве[51] побывай,
Да, в Кунцеве!
Кунцева —
Не забывай!
А дальше к Татаровке[52] надо пройти,
Не так далеко это — рядом почти.
Ну, словом, к Татаровке, друг мой, пройди,
Серебряный Лог[53] за деревней найди,
У этого Лога костер разведи и глины возьми.
Слышишь,— глины, мой друг,
Которой поблизости много вокруг.
Вот этой-то глины в костер и добавь,
И сладким ты дымом надышишься въявь!
Горят эти глины!
Ты понял?
Горят
И, жарко горя, издают аромат.
Ну да,— аромат! Верь мне, друг,— аромат!
И тот аромат, точно мед, сладковат.
Поверь — никакого тут нет волшебства,
А просто, где плещет волною Москва,
Там есть отложения юрских слоев[54],
Цветов отпечаток, надкрылий жуков,
И рыбьих чешуек, и игол сосны,—
Всё есть в этих глинах — и сладость весны,
И осени горечь!
Но где на земле
Ты запах цветов ощутил бы в золе
Горящей земли?
Где пылает она,
Даря ароматом пьянее вина?!
Да, друг мой! Ты в Кунцеве часто бывал
И, кажется, даже на даче живал,
Там в парке Смирновском ты пиво пивал,
Глотал "эскимо", торопясь на вокзал,
А вот не вдыхал ты отечества дым,
О коем так часто мы все говорим!
1942
Страна-холодырь{50}
Так вот ты какая, страна-холодырь!
Все в елочках горбятся горы.
А город — он точно огромный пустырь —
Заборы, заборы, заборы…
Но есть за заборами и дома,
Не только дома — домища,
Заводы и домны огромны весьма,
Хоромы, светелочки и терема,
И в улицах снежных гуляет сама
Восточная злая пушная Зима —
Всё ходит, всё бродит, всё ищет.
вернуться
49
вернуться
51
вернуться
52
вернуться
53