Нет, утром жизнь должна быть хлебом черствым
И трезвою водой. Жизнь и на пядь
Не сдвинута. Поспали, пошумели —
И кончено. Всему виной похмелье.
Проснись, бездельник! Дважды два — не пять.
И вот опять плетется он по грязи.
И вот опять дорога. Вот опять
Канав и изгородей безобразье…
Не спотыкайся! Дважды два — не пять.
А там, в харчевне «Золотой лисицы»,
Где столько фляг и кружек на столе,—
Как бы к таким вещам ни относиться,—
Он призрак, опоздавший на сто лет.
Он призрак? Ха! Придумано неплохо.
Плащ, кожа, память, мускулы, костяк —
Не за себя, так за свою эпоху,
Не за свою — так за любую мстят.
4
В Остенде бой и в Генте бой.
И в Сент-Омере схватка.
Не время нянчиться с собой,
Хоть это и несладко.
Святые спят в ковчегах рак,
Монахи нежат пуза.
Все, кто не трус и не дурак, —
Готовьте аркебузы!
И всем горлом раздутым я дую и дую,
И смотрю и смотрю на страну молодую.
Не тускнеет, не ржавеет трубная медь.
И никто не посмеет мешать мне шуметь.
И раздутое горло — как зоб соловьиный,
Задыхается трелью над свежей долиной.
И дыхания хватит ему, чтоб гора Отвечала:
«Да здравствуют гёзы! Пора!»
Я не тупой монах, не арлекин, не рыцарь,
Не шлюха, не торгаш. Есть у меня Брабант.
Вот почему я тут. И некуда мне скрыться
От этой участи, от этих рваных банд.
Пора. Пора, Пора. Смотри на вещи прямо.
Довольно снов, и чувств, и песен, и вранья.
Бей зорю, барабан! А тот с багровым шрамом —
Сын своего отца и века, как и я.
Ты — армия в пути.
Ты — молодость чужая.
Тебя не обойти,
Форпосты объезжая.
Не бойся за меня.
Я стал твоею частью.
Мне ветер заменял
Несбыточное счастье.
Иду, как все они,
С твоей походкой вровень.
Огнем в лицо дохни.
Узнай меня по крови.
По рваному плащу,
По облику худому.
Не я в тебе гощу,
А ты во мне — как дома.
27. БАЛЬЗАК
В. А. Каверину
Долой подробности! Он стукнул по странице
Тяжелым кулаком. За ним еще сквозит
Беспутное дитя Парижа. Он стремится
Не думать, есть, гулять. Как мерзок реквизит
Чердачной нищеты… Долой!
Но, как ни ставь их,
Все вещи кажутся пучинами банкротств,
Провалами карьер, дознаньем очных ставок.
Все вещи движутся и, пущенные в рост,
Одушевляются, свистят крылами гарпий.
Но как он подбирал к чужим замкам ключи!
Как слушал шепоты, — кто разгадает, чьи?—
Как прорывал свой ход в чужом горючем скарбе!
Кишит обломками иллюзий черновик.
Где их использовать? И стоит ли пытаться?
Мир скученных жильцов от воздуха отвык.
Мир некрасивых дрязг и грязных репутаций
Залит чернилами.
Чем кончить? Есть ли слово,
Чтобы швырнуть скандал на книжный рынок снова
И весело резнуть усталый светский слух
Латынью медиков или жаргоном шлюх?
А может быть, к утру от сотой правки гранок
Воспрянет молодость, подруга нищеты.
Усталый человек очнется спозаранок
И с обществом самим заговорит на «ты»?
Он заново начнет! И вот, едва лишь выбрав
Из пепла памяти нечаянный кусок,
Он сразу погружен в сплетенье мелких фибров,
В сеть жилок, бьющихся как доводы в висок.
Писать. Писать. Писать… Ценой каких угодно
Усилий. Исчеркав хоть тысячу страниц,
Найти сокровище. Свой мир. Свою Голконду.
Сюжет, не знающий начала и границ.