Выбрать главу

ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ[306]

Весны и лета чище и блаженней Представший предо мною лик осенний.[307] Как юность силою берет любовь, Так зрелость — словом: ей не прекословь! И от стыда любви нашлось спасенье — Безумство превратилось в преклоненье. Весной скончался ль век ее златой? Нет, злато вечно блещет новизной. Тогда стремилось пламя сквозь ресницы, Теперь из глаз умеренность лучится.[308] Кто жаждет зноя — не в своем уме: Он в лихорадке молит о чуме. Смотри и знай: морщина не могила, Зане Любовь морщину прочертила[309] И избрала ее, отринув свет, Своим жилищем, как анахорет;[310] И, появляясь, не могилу роет, Но памятник властительнице строит Иль мир в почете объезжает весь, Хотя притин[311] ее исконный здесь, Где нет дневной жары, ночного хлада — Одна в тиши вечерняя отрада. Здесь речь ее несет тебе привет, На пир пришел ты или на совет. Вот лес Любви, а молодость — подлесок; Так вкус вина в июне дик и резок; Забыв о многих радостях, потом Мы старым наслаждаемся вином. Пленился Ксеркс лидийскою чинарой[312] Не оттого ль, что та казалась старой, А если оказалась молодой, То старческой гордилась наготой. Мы ценим то, что нам с трудом досталось; Мы полстолетья добываем старость — Так как же не ценить ее — и с ней Перед концом златой остаток дней! Но не о зимних лицах речь — с них кожа Свисает, с тощею мошною схожа; В глазах граничит свет с ночной душой, А рот глядит протертою дырой; И каждый зуб — в отдельном погребенье, Чтоб досадить душе при воскрешенье.[313] Не причисляй сих мертвецов к живым: Не старость ибо, дряхлость имя им. Я крайности не славлю, но на деле Всё предпочту гробницу колыбели. Пусть, не гонясь за юностью, сама Любовь неспешно спустится с холма В густую тень, и я, одевшись тьмой, Исчезну с теми, кто ушел домой.

ОБРАЗ ЛЮБИМОЙ[314]

Моей любимой образ несравнимый, Что оттиском медальным в сердце вбит,[315] Мне цену придает в глазах любимой: Так на монете цезарь лицезрит Свои черты. Я говорю: исчезни И сердце забери мое с собой; Терпеть невмочь мучительной болезни; Блеск слишком ярок: слепнет разум мой. Исчезла ты, и боль исчезла сразу, Одна мечта в душе моей царит;[316] Все, в чем ты отказала, без отказу Даст мне она: мечте неведом стыд. Я наслажусь, и бред мой будет явью: Ведь даже наяву блаженство — бред; Зато от скорби я себя избавлю, Во сне лишь скорби вездесущей нет. Когда ж от низменного наслажденья Очнусь я, без раскаянья в душе, Сложу стихи о щедром наважденьи — Счастливей тех, что я сложил уже, Но сердце вновь со мной — и прежним игом Томится, озирая сон земной; Ты здесь, но ты уходишь с каждым мигом; Коптит огарок жизни предо мной. Пусть этой болью истерзаю ум я: Расстаться с сердцем — худшее безумье.

БРАСЛЕТ[317]

По случаю потери цепочки, принадлежащей даме, и возмещения ей убытка
Не оттого, что он, как локон твой, Сиял[318] (не краше ли блестит живой?), Не оттого, что он твое запястье
вернуться

306

И. Уолтон и некоторые другие указывают на адресата элегии — леди Магдален Герберт (1557-1627), во втором браке леди Дэнверс, мать поэтов Э. и Дж. Гербертов. По мнению английского литературоведа, автора биографии Донна Р. Болда (Bald R. J. Donne: A Life. Oxford, 1970. P. 118-119), Донн мог познакомиться с М. Герберт не ранее 1598 г., когда она приезжала навестить Джорджа Герберта в Кембридж. Вероятны более поздние датировки (1607). Представить ей поэта мог и один из самых близких друзей Донна, Генри Гудьер. X. Гарднер считает, что тесная дружба между ними началась после 1607 г.

вернуться

307

Весны и лета чище и блаженней / Представший предо мною лик осенний. — Похвала красоте зрелой женщины — мотив, известный с времен античности. Эразм Роттердамский в «Adagia» приводит изречение из Плутарха (СЖ, Алкивиад, 1,5): «Если жизнь человека красива, то и осень его красива». В анонимной «Греческой антологии» (V, 258) преимущество отдается осенней красоте, а не весенней и летней. Б. Джонсон в пьесе «Эписин» (I, 1; опубликована в 1609 г.) высмеивает «осеннее лицо» леди — председательницы женского «Колледжа остроумиц».

вернуться

308

...Теперь из глаз умеренность лучится. — В оригинале молодость сравнивается с жарким экваториальным климатом, а зрелость с более умеренным тропическим (tropique clyme).

вернуться

309

...Зане Любовь морщину прочертила... — В «Греческой антологии» есть похвала морщинам (VII, 217).

вернуться

310

Анахорет — отшельник (греч.), который давал обет жить рядом с каким-либо святилищем.

вернуться

311

Притин — предел; место (примеч. Г.М. Кружкова). В оригинале упоминается обычай монарха совершать церемониальные путешествия (progress) по стране, останавливаясь во владениях подданных. Таким временным резиденциям противопоставляются принадлежащие самому монарху (standing house).

вернуться

312

Пленился Ксеркс лидийскою чинарой... — Геродот (История, VII, 31) рассказывает, как Ксеркс на пути в Сарды увидел роскошный платан, «одарил дерево за красоту золотым украшением» и приказал его охранять. Этот случай, возможно, связан с культом священных деревьев, охраняемых демонами. Подобная ситуация изображена на ассирийских рельефах. Бесплодный платан упоминается Вергилием (Георгики, II, 69-70: «Яблоки сочные вдруг на бесплодном зреют платане...»).

вернуться

313

И каждый зуб — в отдельном погребенье, / Чтоб досадить душе при воскрешенье. — Библейское учение о телесном воскресении (1 Кор. 15:52) породило теологическую дискуссию о том, как в тело вернутся выпавшие на протяжении жизни зубы и волосы.

вернуться

314

В некоторых изданиях печатается в разделе «Песни и стихотворения о любви».

вернуться

315

...образ несравнимый,/ Что оттиском медальным в сердце вбит... — В «Диалогах о любви» Л. Эбрео Филон доказывает Софии, что образ ее лица оказывает на него более сильное влияние, чем ее реальное лицо, поскольку он находится внутри Филона и правит им.

вернуться

316

...слепнет разум мой. (...) мечта в душе моей царит... — Л. Эбрео утверждает, что человек может познавать прекрасное с помощью любой из трех способностей души: воображения и, более полно, при помощи разума и интеллекта (ЭР. T. 1. С. 318). У Донна разум потерян, осталась только фантазия.

вернуться

317

X. Гарднер считала, что элегия написана не ранее 1593 г., и предположила, что Донн интерпретировал пьесу «Солиман и Перседа», приписываемую Т. Киду (умер в 1594 г.), где потеря Эрастом золотой цепочки, подаренной ему Перседой, приводит к трагедии.

вернуться

318

...как локон твой, / Сиял... — Вступление элегии пародирует обычай дарить возлюбленному локон в знак любви и фетишистское преклонение перед предметами туалета.