26 декабря 1613 года
Аллофан[497] порицает Идия,[498] встречающего Рождество в сельском уединении, тогда как при дворе празднуется свадьба графа Сомерсета. Идий объясняет, что побудило его покинуть столицу и чем он занимался в эти дни.
Аллофан:
Несчастный! Чем прельстился ты в глуши —
Теперь, когда в поместьях ни души,
Когда пора ненастная в разгаре,
Когда в тепло охота всякой твари,
И к югу птиц неисчислимый флот
Сквозь океан заоблачный плывет;
Когда в полях ничто не тешит взора
И в грубошерстный плащ рядится Флора,
И в рощах ветви голы после бурь,
Как розги, что могли бы выбить дурь
Из нелюдима; и объяты стужей
Все ручейки с их болтовней досужей?
Не каяться ль ты вздумал? Отчего ж
Великого поста не подождешь?
Знай: при дворе у нас — весна до срока,
Там Солнце светит ярко и высоко,
И жарко там горит в груди одной
Усердья и Любви огонь двойной:
Усердья к трону днем пылает пламя,
А свет Любви восходит вечерами.
Там и прещедрый свет, что осветил
Наш мир до появления светил,
С высот свои владенья озаряет[499]
И подданных по-царски одаряет...
Там взор невесты — средоточье звезд:
Из глаз ее взлетая, как из гнезд,
Всё новые созвездья в блеске новом
На небосклоне движутся дворцовом.
Затем другие дамы ей под стать
Очами принимаются блистать,
От их лучей сверкают ожерелья,
И всё в огнях, и всюду шум веселья...
Увы! есть королевские дворы,
Где вечно тлеют адские костры
Интриг, от коих все вокруг могло бы
Сгореть в пожаре зависти и злобы;
Здесь — Верность и Любовь слились в одно:
Их райским светом все озарено.
Зачем же скрылся ты?
Идий:
И все ж я с вами,
Под теми же благими небесами!
Король, что милосерд и даровит,
Не только двор — весь край одушевит.
Божественною властью обладают
Монархи, что в нас души пробуждают,
Чтоб каждый, будь он близок иль далек,
Величьем их исполниться бы мог.
Не тот мудрей, кто трется возле трона:
Отшельнику из кельи затворенной
Бывает проще лицезреть Творца;
Всяк смертный — образ мира,[500] а сердца
Людские — точно Книги Мирозданья:[501]
В них сыщешь все, достойное познанья.
Быть при дворе — не то же ль, что в глуши?
Ведь это уголки одной души.[502]
Я там, где все!
Аллофан:
Ты тешишься обманом:
Чуть насладившись амбры[503] духом пряным,
Воображаешь, что твоя казна
Богатствами Ост-Индии полна!
Ты думаешь, кто холода не чует —
Тому тепло? Кого беда минует —
Тот и счастливчик? В глубине земли
Есть вещества, что сделаться б могли
Бесценным златом, если бы Светило
Их оком огненным позолотило,[504] —
Но свет небес не досягает к ним;
Так нам, чтоб стать мудрей, необходим
Владыки взор:[505] от Господа нам — вера,
Король — источник доброго примера.
Знай: ангелы, хоть и в земных делах
Замешаны, — их дом на небесах;
Блажен, кто дом свой покидает смело
Во имя долга и благого дела.
Ты оплошал, мой бедный книгоед:
Чудес таких, как наши, в книгах нет!
Найдешь ли в них ты повесть о придворных,
Что были бы в сужденьях непритворных
Согласны с королем — о диво див! —
Который сам в сужденьях справедлив?
Прочтешь ли о дворе, где незаметен
Дух честолюбья, где не слышно сплетен,
Где нет обид на щедрость короля,
Который, к лучшему благоволя,
В его лице всех прочих одаряет,
Поскольку лучшее в них поощряет?
Признай: такого в книгах не прочесть!
А здесь еще почище чудо есть:
Влюбленный, не утративший рассудка!
Наш Купидон, проказливый малютка,
Теперь в пажах: счастливцу служит он,
Что царственным доверьем облечен.
Когда б ты знал! —
Идий:
Я знал, и оттого-то
Уехал прочь: меня гнала немота.
Я видел все — и слов искал, спеша:
Без них бы стала бедная душа
Для чувств и мыслей тесною гробницей.
Не помолясь, нельзя ж за пир садиться!
Вкусил я общей радости хмелек —
И, удалившись, в речь его облек.
Вот брачный гимн: прочти сие творенье,
Что писано не ради одобренья,
Но в память знаменательного дня.
Притом, себя в глуши похороня,
Увековечусь песнею подобной
Верней, чем пышной надписью надгробной.
1. ВРЕМЯ ГОДА
вернуться
Аллофан (Allophanes) (от греч. «alios» — другой и «phaino») — показывать, обнаруживать или «phoneo» — звучать. Возможно, за именем скрывается полный тезка жениха, друг Донна, сэр Роберт Кер.
вернуться
Идий (Idios) (греч. «частный», «особенный»). Вероятно, маска самого Донна. ...свет, что осветил / Наш мир до появления светил... — Быт. 1:3.
вернуться
...С высот свои владенья озаряет... — Римские императоры отождествляли себя с Солнцем. Средневековые императоры пытались возродить это сравнение, но папа Иннокентий III создал «теорию двух светил»: Солнце — папа, а Луна — император или король. Это соотношение светской и духовной властей было пересмотрено протестантами, и английские короли возглавили англиканскую церковь. У Донна королевская власть — это предвечная движущая энергия, перводвигатель (см. примеч. к «Разнообразию»), свет мудрости и тепло милости; придворные — это звезды. Астроном И. Кеплер (1571-1630), формулируя в «Гармонии мира» принцип симпатии-притяжения (гравитации), объяснял взаимодействие между планетами и Солнцем, используя социально-политические термины власти и служения.
вернуться
...Всяк смертный — образ мира... — См. примеч. к «Сапфо к Филене».
вернуться
...сердца / Людские — точно Книги Мирозданья... — В Средние века появляется образ двух книг, где запечатлена мудрость Творца: Священное Писание и Книга Природы. Средневековый философ Гуго Сен-Викторский (1096?-1141) считал, что весь видимый мир — книга, написанная Богом, и человек может прочесть ее духовным зрением (Гуго Сен-Викторский. Дидаскалион).
вернуться
Ведь это уголки одной души. — Аллюзия на теорию государства как политического тела, одушевляемого волей монарха (см. примеч. к «Сатире I»).
вернуться
Амбра — воскоподобное вещество в пищевом тракте кашалота, в парфюмерии используется для придания стойкости запаху духов.
вернуться
...сделаться б могли (...) оком огненным позолотило... — Представление о том, что Солнце способно передать руде свои качества, лежало в основе алхимических попыток превратить ее в золото путем термического воздействия в тигеле.
вернуться
...чтоб стать мудрей, необходим / Владыки взор... — См.: 3 Цар. 4: 29-34; 10: 8-9, 23-24.