Смеётся громко, как маленький,За ним окно – как свеча.И хочется взять его на руки –И как ребёнка качать…
Свет из окон
Из цикла
[1]
…И время, пойманное в клеткуПросветов меж ветвей древесных,Поёт по-грустному и редкоОбрывки песен неизвестных –
То звуков разноречье зимних,То жарких листьев стрекотанье,То память в непробудных ливняхБежит от перезревшей тайны.
Но влажный вкус её малинныйИ вспоминается, и манит,И возвращаешься с Неглинной –Насквозь – вечерними домами,
А в них стирают и рисуют,Растят детей и орхидеиИ видят улицу косуюИз окон древней Иудеи.
А ты идёшь – тебя не знаютНи зеркала, ни коридоры,Но время – лестница сквознаяВ наш мир высокий и бредовый.
Ты – в нем опять. И только сзади –Обрывки скорбных разговоров,И вздохов чистые тетради,И страха бархатного ворох…
[2]
А толпы крапивы темноголовой,Когда затменья сок поднесут, –Ужели спросят о каждом слове,Замкнув сады на последний суд?
Ужели припомнят, как звали молча,В навершье полдня на слух светясь,И как образумить пытались ночью,Приникнув к стёклам закрытых глаз?
Куда бежать, если трижды спросят,Как скрыться меж стеблями лет, когдаИ листьями бьются, и их уносит,Белея, тлеющая вода?..
[3]
Двор. Дерево едино и темно –Нерасчленённый хор, в нём каждый лист – как птица.Но зажжены огни – уже пришли за мной,Мне в прошлое пора к ушедшим воротиться.
У вас темно дышать, а я хотел пройтись.Здесь окна вечеров объёмны, словно клети,В них Дерево Добра рассыпалось на птиц,И каждая поёт – одна на целом свете.
Не смели подойти, росли вдали, как дым,Но, подкатив звезду, в ней замерли. – Я еду!Там затихает плач. Там с будущим одним,Как с братом по утрам, о снах ведёшь беседу.
[4] Голос Иакова
И ты во сне бежал – и двинуться не мог,Как загнанный олень, запутавшийся в чаще.Кровавый пот секунд, сочившийся на мох,Был поднесён тебе в твоей горчайшей чаше.
Пригубил ты – и лёг. И в этот самый мигЗвучащие тела мелькнули меж стволами –И всё заполнил свет. И он вмещался в них,Но был превыше их, как лик в картинной раме.
И ты забыл про смерть. Под греблю грубых рук,Сияя, голос плыл. Ты вспомнил, как РевеккаС корицей пряною смешала горький лук,Уча Иакова. Тебе открылись вдругБезумье, нищета и слава человека.
[5]
Я мудреца спросил:– Зачем на свете зло?Он из последних сил,Ступая тяжело,
Развёл костёр. И вдругНад ним, средь пустоты –Лучистых кисти рукИ музыки персты.
Но если бы не дым,Не копоть от костра –Мне был бы луч незримИ радуги игра…
[6]
Я в беспокойстве, но найду покой,Едва лицо твое вблизи увижу,Иль в трёх шагах, иль даже за рекой,Иль пусть во сне, но мне хотелось – ближе…
Я безнадёжен. Но надежда есть –Что смертный слух слова твои уловит,Иль о тебе дойдёт глухая весть,Иль тень её коснётся изголовья.
Я умираю. Но ещё живу –Лишь запахом, почти неуловимым,Твоих волос, упавших на траву,Тянущуюся к нисходящим ивам.
«Словно пловец, увлечён ледяною струёй…»
Словно пловец, увлечён ледяною струёйИ не имеющий сил на движенье иное,Слушаю речь и глухие осколки еёЧувствую в страхе – прилипшею к ветру спиною.
Но в ураганный, глухой, нарастающий гулВдруг занесённой души отворяется дверца:Слог одинокий, застывший в девятом кругу,Вырваться хочет… Всё жарче и жарче на сердце.
Внезапное
Златая цепь причин и следствийПорваться может, словно в детстве,Но вновь сомкнётся, став длинней, –И крест окажется на ней.
Бывают улицы мрачнее,Чем птицы в склепах у Линнея,Бывает, улица вспорхнёт –И засвистит, как зяблик синий,А ветер – в такт, совсем без нот,На многолюдном клавесине.
А кто родился на земле –Пусть галкой рядом с водостоком –Тому намного веселей,Чем волнам в море одиноком: