Распахнутый, молящий глазСредь слепоты стоокой мрака,И редко-редко водолазСмахнёт слезу с больного зрака.
И остаётся только лес –Он души сломленные чинит,Кружа меж годовых колец,Не вспоминая о кончине.
Допишешь полночью крутойЖизнь до последней запятой –И с прошлым будущее свяжешь…Но это – вовсе не про то.О главном – ничего не скажешь.
Святой Себастьян
С растущими крыльями белыми –И сам, словно птица, бел –Висит, оперенный стрелами,Мишенью для новых стрел.
…И глина с тяжёлым теломСольётся. А что ему?– Весь белый. Такому беломуУже не упасть во тьму.
Такому – не оступиться…И ночь земли напролётПод черным куполом птицаО муках любви поёт…
«Это было незадолго перед смертью…»
Это было незадолго перед смертью:Осень сыпала секунды, словно гравий,Пах бульвар позеленелой медью,Были сны яснее всякой яви.
Тротуары становились ширеОт цветов – никто не думал брать их,Слишком неестественно спешилиМодницы в чрезмерно длинных платьях.
Он, сквозь переулки, как сквозь пальцы,Просыпаясь в бытиё иное,Непривычно часто оступался,Чей-то взгляд почувствовав спиною…
…Город, словно сонный глаз, слипался…
Квартира
У входа, на вешалке – судьбыПестреют одна на другой:Их Время, как тяжкие шубы,Развешало спешной рукой.
И дверь отворится с одышкой,И длинной передней пройдёшь:За стенкой – лепной, как ледышка, –Забытых событий галдёж.
И в жизнь, как в сонату сквозную,Войдёшь, отряхая миры,И сразу возможность инуюУзором откроют ковры.
Усадят – и, как ни упорствуй,А взгляд допьяна напоят…Здесь наше свершалось знакомствоИ полдни, и ночи подряд,
Бессонницей противоречийКормили за этим столом,Здесь были нежданные встречиИ свечи величья в былом,
Провиденье зимних пожаровВ горенье июльских рябин,Того, как незнающий жалокИ как познающий любим,
Как, слухом больным налитая,Отчаянья плещет река,Как вихрем любовь, налетая,Уносит лицо в облака…
…В конце этой комнаты, слева,Окно безвозвратность таит –В нём, словно осенняя дева,Пречистое Небо стоит.
Сухие цветы
…В тот час я бродил без надеждыПо летним проулкам Москвы,И нечто бездушное междуСознаньем и цветом травыВмешалось и было на выСо всем, что так нежило прежде, –И город лишался одежды,Лица, языка, головы.
Душа, как багровая лента,Висела, и знанья закатПылал – поделиться хоть с кем-тоСловами того языка,Что слышен пред смертью. ВекаСошлись и явились за рентой,Но час, как должник безответный,Пред ними свисал с потолка.
Лишь тихий журчал ручеёкИ всё обращался к кому-то,Но слух облаков был далёк,А улица спесью надута,Запрудой стояла минута,Была моя грусть невдомёкОльхе, воспаряющей круто…
…Витрины, портреты зверей,Плакаты пожара и хлеба…И я на невзрачном двореУвидел Читателя Неба, –В него он смотрел, словно не былСлепцом среди поводырей.Средь брёвен, у чёрных дверей, –Дитя лучезарное Феба.
Хотел я к нему подойти –Но двинулся сам он навстречу:Открылось, что нам по пути –Исследовать птичьи наречья,Ведь птицы победно щебечутВ кустах, в городах, взаперти.Нам вместе вдоль улиц брести,Взваливши безделье на плечи.
…А солнце всё медлило выйтиИ взглядом сразить наповал…И мы подошли к общежитью,Пройдя бесконечный бульвар, –Садовник цветы поливал,Тропу находил по наитью,Подобно Тесею на Крите,И с дворничихой воевал.
Зашли. Он рассказывал мнеО детстве в заглохшей деревне,Как дни были много длинней,А ночи темней и смиренней,Как ставила мать на колениК огромным зрачкам на стенеИ как наяву и во снеДразнили и пахли коренья.
И вынул тетрадь. Меж листов –Там листья из лет этих дальних,Все разные – может быть, сто –Зазубренных, круглых, овальных,И несколько синих цветов –Почти уже нематерьяльных.