«Без ветра я не вижу. Это он…»
Без ветра я не вижу. Это онНесёт навстречу полдень и размеры –Всех ароматов тайный эталон,Рождающий в невидимое веру.
Едва к незримой скважине прильну,Я слышу: он, подобно пьющей лани,Подталкивает мелкую волнуИз глубины в каналы обонянья.
Фигуры возникают к сентябрюИзбытых судеб – поредевшей бронзы,И я на них сквозь изгородь смотрю,Особенно – когда темно и поздно.
«В нотных и высоких классах птичьих…»
В нотных и высоких классах птичьихПо опавшим и плывущим днямУдивлённых учат безразличьюОблака, к безумию клоня.
Ветер – неуёмный сборщик дани –Обегает сеть начальных школ.У калитки ждёт похолоданьеИ уводит в прошлое пешком.
Всё, что летом вслушаться мешаетИ по зренью бьёт, как футболист, –Отлетает, как настольный шарик,Этикетка и осенний лист.
Хранитель
Из цикла
[1]
Острые иглы составили нежную хвою,Полдни опали, и памяти мягко пройти.В этой дороге за всё воздаётся с лихвою,Выбери цель, а иначе недвижен твой тир.
Выбери образ, чтоб ожил и двигался долго,Лишь не разбей скорлупу ледяную стрельбой, –Пусть он глядит, словно волк из глубокого лога,Пусть, словно коршун, висит высоко над тобой.
Много за лето настрижено в гнездах стрижиныхПтичьего пуха. Теперь снизойдёт на меняШестиконечное благословенье снежинок,Благословение дивного Божьего дня.
[2] Одиссей
Мне мысли жёг, томил мне жилы страх –С бесформенной стихией породниться,Но я повис над морем на руках –И пробужденье было, как зарница.
Ты яви светлой в чашу мне долей,А вы цветами ложе уберите:Покуда день взошёл – я одолелСедьмую часть блужданий в лабиринте.
[3] Сон
Ещё я сам не испытал,Лишь слышал, как другие…Но нарастала высота,Гремела литургия,
И дух, безбрежно воспарив,Летя сильней и дальше,Верша безудержный порыв, –Насторожился вдруг, открывВ звучанье ноту фальши,Но поздно: сумрак – и обрыв…
[4]
Напоите её мускатным вином,Умастите её мускатом.И сокройте её под песчаным дном,В той реке за холмом покатым.
Слишком бурно бил сок из стволов молодых,На коре было много знаков,И невиданно зрели в тот год плоды,Напоив её – и оплакав.
«Полуночи сладка феерия…»
Полуночи сладка феерия,Но в ней болотные огни:Не покидай меня в безверии,В топь золотую не гони,Но клятвой зреющей свяжи меня,И удержи, и заверниВ заветы роз нерасторжимые,В бутонные льняные дни.
«И выходит юноша из моря…»
И выходит юноша из моря –Он едва дорогу отыскал,И в зрачки – в чернеющие норы –Возвратилась смертная тоска.
Утвердись на суше, всадник пеший,Потерявший пенного коня.Ты – морской, но я тебя утешу,Брат мой, отлучённый от меня.
Из Руки, вовеки совершенной,Примешь снова черепаший лук…Созревая в пропасти душевной,Сладко слово, сказанное вслух.
«Я был знаком с высоким стариком…»
Я был знаком с высоким стариком.Он говорил: «Встречаешься со всеми –И ничего не знаешь ни о ком:Одни сошли с ума, другие немы.
И только раз, очнувшись ото сна,Я удержал далёкие раскатыДней, проведённых с нею… Ведь онаБыла подруга осени покатой –
Моих недавних лучезарных дней,От нош ночных ещё не одряхлевших.Мы собирали травы вместе с ней,В кустах и в людях узнавая леших.
Она учила, как варить настой,Чтоб шёл январь, а кровь не замерзала,Она была морщинистой, простой,И о себе ни слова не сказала.
И вот она приснилась мне теперь,Кивала мне, и пела мне средь света,И открывала облачную дверь,И возвращалась в огненное лето.
В тот самый день она и умерла…А то с одним встречаюсь на бульваре,А у него из плеч – два топора,И толпы обезглавленных кивали –
Так снилось мне… Растишь и катишь комЗнакомств на этом ледяном обеде –И ничего не знаешь ни о ком.Не помнишь даже, как зовут соседей».