Рождение
1
Пребыть в Твоей целости,Духом вместившейСияющей смелостиКрик и затишье, –
Чтоб, мысленным волосомЗа тьму зацепившись,Меж смертью и голосомНе пасть, оступившись.
2
Прославляют Херувимы Его,В твёрдой воле духом нежась.Как легко нести НезримогоИ Родившего всю тяжесть!..
3
Дрожь пред Лицом, голубиный трепет,И на крыле уносит словаТот, Кто подвижные гнёзда лепит,Но умещается в них едва,Кто, словно сладостный воздух, выпит,Слился с душою в слезах, в крови…
«И если вырваны страницы…»
И если вырваны страницыИз древней красочной Псалтири,Вовек никто не усомнится,Что царь Давид играл на лире,
Вернее – на библейской арфе,Но лира – символ вдохновенья.Плетётся ветер в старом шарфе,Лиловом от ночного треньяИ ставшем гроздьями сирени.
Он кашляет, закутав горло,Едва ступает на прохладе,То рассыпается прогоркло,То снова собран, жизни ради,Как слёзы стынут на тетради.
Итак, никто не усомнится,Что лучшим в мире был художник,Хотя закапаны страницы,Заглавные заснули птицыИ надписей не стало должных.
И по оставшимся деревьямЯ очертанья рук живыеУгадываю, чтобы с левымНе путать правое, с припевом:«Так жили люди Ниневии…» –И чтобы дни сторожевыеПрошли, не опаляя гневом.
Иначе шаг ко мне направятСуду покорные микробы,И духи поднебесной злобыКлеймо непоправимой пробыНа серебре моём поставят.
«Их знает мой слух-птицелов…»
Их знает мой слух-птицелов –Не песни отдельных созданий,Но души пятнистых стволовИ музыку радуги дальней.
Приняв от незримых щедрот,Она, словно хлеб, разделилась, –И чистое множество нотПо кельям лесов расселилось.
Пытаюсь отдельно поймать,Для каждой силки расставляю,Но в небе сложились опять –И светятся, не опаляя.
«Смирись и прими, как олива с лозой…»
Смирись и прими, как олива с лозой,Замкнувшись, смиряются перед грозой.
Воздевшие руки, стоят дерева –Отчизны соцветий, громов торжества.
И сад уповает – и тысячью ртовСогласен цвести и увянуть готов.
Он знает. Твоё же призванье – молчатьИ в люльке сознанья секунды качать…
«И эту птицу к ветке жгучей…»
И эту птицу к ветке жгучейПритянет сад –Я понял это много лучше,Чем век назад.
Тогда от молний ложной вестиЯ принял гром,Что смысл – во всех растеньях вместе,А не в любом
Стволе, и корне, и соцветье.Но сны сошлись –И стал виновен я в наветеНа каждый лист,
И взором юного астрологаК стеблям приник,Когда услышал: «Стань надолгоОдним из них».
И я спускался. Было скользкоСреди червонных гнёзд –И их стада встречало войскоПодземных звёзд.
Я слышал: буква убивает…А вот – онаИ под землёй растёт, живая,Любви полна.
Сознание
Там, внутри, плодоягодный жар, и не глуше,Чем во внешнем саду, пробиваются дни.Только зренье, как нищий, ночует снаружи,И ему наливные стволы не видны.
Там раздумья, средь сумрака снов хорошея,Капли памяти пьют, чьи черны черенки.Кто же зренье, как странника, выгнал взашеи,Чтоб его вместо крыльев несли сквозняки?
Пламенея, всмотрись сквозь глухие ворота –И заметь управителя злого следы:Там, скрывая лицо, меж дорожками кто-тоТопчет сад, пилит сосны, срывает плоды.
Сколько летних недель он удерживал с визгомПересветы зениц на краю пустыря!Но синицы слетаются, если он изгнан,И в зрачки невечерняя глянет заря.
Сад
Каким он был,Когда судьбыПрекрасный ливеньЖивил и бил –И зимние отверз гробыИ почкам, и цветам счастливым!..Каким он стал,Когда устаИстаяли в сожжённых крикахВ чертогах яблонь ясноликих,И в тех местах,Необитаемых и диких,Где даже страхПолучит рану или вывих, –Он весь в улитках, как в живых уликах,У безвоздушных плах!..