А море за тобой — расплавленной каймой
В расшитых золотом кипящих аксамитах.
А волны говорят: «Нас на плечи накинь,
Дай наглядеться нам на твой загар румяный!»
До неба поднялась морская гладь и синь,
Слепая синева под кровлей златотканой.
Пусть морю по плечу могучие суда,
Ты маленькой ему в мгновения свиданий
Совсем не кажешься... Нет! Даже и тогда,
Когда склоняешься над ремешком сандалий,
Когда, распавшись вдруг, волос твоих пучок
Струится по спине с тревожным черным блеском
И открывается мерцанье плеч и щек,
Как полированный янтарь в луче нерезком.
Ты маленькой совсем не кажешься ему,
Хотя и весела, хотя и тороплива!
Вот встала, вот вошла в лазурную кайму
Лишь на мгновение. И жадно ждешь прилива.
Закат свою кайму над водами простер,
Чтобы в румянец твой его вливалась алость,
Чтоб красоте твоей дивился весь простор
И кроткая волна у самых ног плескалась.
Предела морю нет! И, увидав тебя,
Оно весь мир обнять спешит как бы спросонок, —
Так, чудо увидав, робея и любя,
За юбку матери хватается ребенок.
1947
Перевод А. Голембы
НА ПЛЯЖЕ
НА ПЛЯЖЕ
Как статуя застыв, угрюм и одинок,
Сидит у кромки волн матрос бронзовотелый,
Моряк с одной рукой. Он смотрит, как у ног
Размеренно валы дробятся пеной белой.
Приходит он на пляж, когда пустынно здесь,
Срывает прочь бушлат, зубами помогая,
И долго так сидит, в соленых брызгах весь,
И всем ветрам морским открыта грудь нагая.
С его крутого лба стекает крупный пот,
Пространство мерит он привычным к морю взором.
Он видит где-то там одесский шумный порт
И Севастополь свой за голубым простором.
Его с одной рукой оставила война,
Любовь покинула, навек отметив раной.
Он встарь с любимой здесь бродил, не зная сна,
Вдвоем на берегу встречал восход румяный.
Как вспомнит, мышц бугры заходят ходуном,
Но, сковано культей, стихает их движенье.
Заштопана она непревзойденным швом,
Но для сердечных ран такого нет леченья.
Когда бы мог матрос, на грудь одним рывком
Он взял бы, как баян, всё голубое море,
И про свою печаль сыграл бы он на нем,
Из глубины души свое бы вылил горе.
Приходит каждый день моряк с одной рукой,
Сопровождаемый одной своею тенью,
И смотрит, смотрит вдаль, в слепящий блеск
морской,
У самой кромки волн застывши без движенья.
1947
Перевод В. Тушновой
МОРЕ НА РАССВЕТЕ
МОРЕ НА РАССВЕТЕ
У гор покоя просит море,
Продленья сладостного сна.
На небе ночь с рассветом в споре,
На море — мрака пелена.
И пробуждению не верит
Его дремотная душа,
Оно ощупывает берег,
Цветную гальку вороша.
За камни ухватиться хочет,
В береговой вцепиться склон,
В последнее дыханье ночи,
В последний, предрассветный сон.
Но только собственному стону
Оно внимает в тишине,
И берег стелет тень на лоно,
Мерцающее при луне.
1947
Перевод В. Тушновой
ПОД ДОЖДЕМ
ПОД ДОЖДЕМ
Э. Л.
1
Нас берега не ждут нигде,
Не ждут дороги с их зеленой сенью.
Плывем вдвоем в невидимой воде,
Сквозь ночь плывем мы, под дождем осенним.
Чтоб ничего не видеть — тьмы покров,
Внизу река, и молодость, и бездна.
В глазах огни двух встречных поездов,
Сознанье неизбежности железной.
Тьма говорит, что далям нет конца
И что пространство черное огромно.
Так близко бьются, так стучат сердца, —
Вот-вот река расплещется от грома.
Нас задевает бледный хлыстик света:
Как обруч, в небе катится звезда.
Постой, мы взглядами беглянку эту,
Как чайку, в плен захватим навсегда.
Перевод В. Тушновой
2
Мне кажется — не протекли века,
Мир не существовал — он только-только создан.
И шеи наши, словно два клинка,
Друг к другу тянутся в сиянье звездном.
И мы плывем, плывем вдвоем сквозь мрак,
Разделены и сращены волнами.
Как молния, руки ежеминутный взмах,
Плеч смуглота... косынки белой пламя...
Но свет луны из пены туч скользит,
Нас чернотою яркой зазывая.
Постой! Я слышу — дерево шумит
Вблизи... а где — не вижу я, не знаю...
Скорей дай руку мне! Скорее... Берег вот!
Согреемся, танцуя... Дрогнут плечи.
Нас ветер под руки торжественно берет,
И дерево шагает нам навстречу.
Перевод В. Тушновой
3
Закрой глаза — и вот препятствий нет.
Какой простор вокруг! Я жду тебя. Приди же!
Я не считаю, сколько прожил лет,
Как не считаю звезд. Ведь я их столько вижу.
У них тысячелетья впереди.
Но равным вечности теперь мгновенье стало.
Навеки ты желанна мне. Приди!
И нет для нас конца — и нет начала!
Твое лицо озарено луной
Иль свет горячий излучает тело?
Он, как бесценный дар, мерцает предо мной,
Губами и рукой к нему тянусь несмело.
О ночь, о кров ветвей, благословенны вы!
Пусть на единый миг мне этот мир подарен!
Меня околдовал напевный шум листвы,
За этот сладкий шум я листьям благодарен.
Перевод А. Ревича
4
Пусть ветер и любовь, пусть ночь и дождь косой
Приветствуют тебя, густое древо!
Здесь, под твоей развесистой листвой,
Укроемся мы, как Адам и Ева.
Тебя не тронем мы, нам листья не нужны,
Сегодня наготы своей не прячем.
Мы поздней осенью стучимся в дверь весны,
Распахнуты сердца ее лучам горячим.
Нет на тебе плодов? Познаем всё без них!
Пусть только лунный свет пробьет завесу чащи!
Нам хватит темноты и капель дождевых —
Их пьешь с любимых губ, — они, как мед, пьянящи!
Кружится листопад? Ненастье? Ну и что ж!
Неужто мало нам густой древесной сени?
Неужто юности мешает дождь,
Гостеприимный дождь, прохладный дождь осенний?
1947
Перевод А.Ревича
ВЕЧЕРОМ У МОРЯ