Бредут и шарят жадными руками.
Они встают, как кони, на дыбы
И мнут меня тяжелыми боками.
Стяжатели — канючат над душой;
Ростовщики — берут с меня расписку.
За радость жить, за этот день большой
Я семикратно заплачу по иску.
Я заплачу, а ты, мой друг, не плачь!
Я не торгуюсь. Я на всё согласен.
Пусть — семикратно! Получай, палач!
Лишь был бы миг один высок и ясен.
10
Они и на тебя кладут оброк.
Расчет один — мы платим семикратно.
Утверждено! Я рассчитаюсь в срок.
Готов на всё и не пойду обратно.
Где в сердце грань меж смехом и слезой?
Мы выплатим! Была бы ты со мною!
Пойду босой с лопатой и косой,
Подставлю спину холоду и зною.
Не солонеет черный хлеб от слез,
И молния не меркнет от зигзагов...
У ног твоих провалы и хаос,
Над головою — кипень черных флагов...
А вот — родник, дитя крутых вершин.
Он настоялся на росе и ветрах,
Но, вытекая из земных глубин,
Напоминает об опасных недрах...
11
Я с ветром говорю, взойдя на мол:
— Я ждал тебя, ты не напрасно прибыл.
Благодарю, куда бы ты ни шел!
Благодарю, откуда бы ты ни был!
Простерло солнце два своих крыла,
И молодость явилась на подмогу.
— Спасибо, ветер! Бросим все дела
И налегке отправимся в дорогу.
Надуй мой парус и лети, лети.
Я нынче миру сердце поверяю.
Пространства измеряются в пути,
А новым далям ни конца, ни краю.
Но не вели слезам катиться с гор!
Глаза утрите, клены и березы!
Моя любовь восходит на костер —
Она сама за всех роняет слезы.
12
Не пей, мой друг, до дна, не пей до дна:
Вино темнит и будоражит чувства.
Вот гроздья звезд в лиловой мгле окна
Созрели и висят светло и густо.
Мы их сорвем и, перейдя черту,
Услышим, как за нею, запрещенной,
Твою божественную наготу
Поет в стихах мой голос обнаженный.
Здесь всех миров начало и конец.
Здесь меры нет — горим и не сгораем.
Пусть льют в постель расплавленный свинец,
Мы ни на что ее не променяем!
Твои колени светятся. Твой рот —
Порог открытый в беспредельность чуда!
Нас снова юность за руки ведет.
Куда же? — Никуда и ниоткуда.
13
Искать друг друга и встречать весну!
Земля мала для нашего кочевья.
Нас занесло в такую сторону,
Где плачут птицы и поют деревья.
Искать друг друга в поле и в лесах.
И быть вдвоем. И не терять друг друга.
Так звездам суждено на небесах.
И что с того, что разгулялась вьюга?
Снег почернеет. Прилетят грачи.
Листва в нагие рощи возвратится.
Находят море реки и ручьи.
Далеких гнезд не забывают птицы.
Подстегивают память соловьи.
Я помню, помню всё, что есть и было.
На струны арфы — волосы твои —
Душа не все слова переложила!
14
Волна, переливая серебро,
Нам тихо стелет ложе голубое.
Она упруга, как твое бедро,
Но разве я сравню ее с тобою?
Крутые горы на исходе дня
Зовут меня к заоблачному краю.
Они твое подобье и родня,
Но я тебя на них не променяю!
А ветер, навевая забытье,
Зовет меня и тянет за собою.
Он сладок, как дыхание твое,
Но разве я сравню его с тобою?
Я клинописи древней не читал
И не срывал запретный плод познанья,
Но глаз твоих магический кристалл
Мне раскрывает тайны мирозданья.
15
С самим собой в разладе и в борьбе,
Не сплю, томлюсь бессонницей постылой.
Я боль невольно причинил тебе, —
Наказан я, и ты меня не милуй!
Но я опять ищу тебя, ловлю.
На горных тропах шуму сосен внемлю.
Я всеми песнями не искуплю
Твоей слезы, уроненной на землю.
Светает. Стало холодом тянуть.
И ветерки натянуты, как струны.
Не знаю, как мне руки протянуть
К твоим рукам и взять их отсвет лунный.
Встречаюсь с ветерками на тропе,
Слежу за их игрой простой и милой.
Невольно горе причинив тебе,
Наказан я, и ты меня не милуй!
16
Стада с лугов спускаются домой.
День потускнел, и засыпают горы.
В пастушьей дудке слышу голос твой
И в рокоте волны — твои укоры.
Твой голос может жажду утолить,
Он как ручей, бегущий с гор в долины...
Я снова буду с ветром говорить,
Есть у меня для этого причины.
— Пожалуйста, — так просят только мать,
Я утружу тебя тоской моею:
Хочу письмо с тобою отослать,
Оказии другой я не имею.
В нем, как в душе, о прожитом рассказ, —
Ей до утра, наверно, хватит чтенья.
Но есть пробелы и на этот раз.
Что делать, письма для меня — мученье.
17
Тяжелый колос выгнулся, устал
И острому серпу подставил шею...
Я сам не знаю, что я написал, —
Писать, как пишут все, я не умею.
Я так спешил — за скоропись прости,
Хотелось всё сказать без промедленья.
Читай сама — к соседям не ходи...
Что делать, письма для меня — мученье!
Но не спеши сложить листки — постой!
Перечитай — важна любая малость:
От черточки до точки с запятой —
Всё, как ножом, на сердце начерталось.
Прости меня, я, кажется, устал:
Как под ножом, строка склоняет шею...
Я сам не знаю, что я написал, —
Писать, как пишут все, я не умею...
18
Шум свадеб во дворах. Вино. Цветы.
И плач торжеств. И кружева. И банты...
Разбиты, правда, скрипки и альты,
Зарезаны певцы и музыканты.
Но ты танцуй — пять, десять дней подряд!
И муку спрячь! И боль впитай, как губка!
И, совершая свадебный обряд,
По горлу полосни себя, голубка!
Откинута печально голова,
В глазах раскрытых — звезды и смятенье.
Так, увязав смолистые дрова,
Шли матери на жертвоприношенья.
Но ты танцуй и жги слезой зрачки,
Пляши и мни трепещущие банты...
Разбиты, правда, скрипки и смычки,