Пергаментные лбы — в крутых бороздах.
У гаснущих огарков — рты согреть.
Уселись, словно в трауре, на камень.
И некому бездомных пожалеть.
И звезды как мечи за облаками.
Над старым Бугом вьюга дует в рог,
И снег слепит глаза, сырой и липкий...
На семисвечники разбитых синагог
Они тоску развесили, как скрипки.
29
В который раз ведет тебя нужда
К чужим домам?.. Чужие крохи черствы...
Я не спрошу, откуда и куда.
Вот — хлеб и кров. Забудь нужду и версты.
С тобой танцует вековая жуть,
Боль вековая над тобой нависла...
Вперед, вперед! Еще не кончен путь.
Струись, исполосованная Висла!
Ступни босые резал Иордан,
На Рейне измывались над тобою,
И все-таки светили сквозь туман
Рубины звезд над русскою рекою.
Пусть дом мой будет для тебя гнездом
На дереве зеленом, — это древо
Еще не подрубили топором...
Пляши, моя любовь и королева!
30
Я соберу посев твоих шагов
На всех дорогах долгого изгнанья:
За двадцать пять скитальческих веков
Мой тайный клад, мой дар и достоянье.
Я на спину взвалил снопы. Я — рад
И весело иду на голос трубный
Туда, где бубны жалобно бубнят,
Где бьют в набат загубленные бубны!
Залягу под ракитовым кустом,
Упьюсь твоей любовью и слезами.
Я птичьим песням научусь потом,
Я убаюкаю тебя стихами.
Они да ты — мой трудный дар, мой клад!
Они да ты, да голос ветра зыбкий
В краю, где дроги жалобно скрипят,
Где зыбки тихо плачут, словно скрипки.
31
Без крова, без дороги, без жилья,
Без языка, опоры, утешенья
Идешь, тоску свою не утоля,
И под ноги кидаются каменья.
Пожар твоих волос — горят леса! —
Ложится красным пламенем на плечи.
Бывало, мать, прикрыв рукой глаза,
Таким огнем благословляла свечи.
Оплачь, сестра, свой пламенный костер,
Оплачь свою последнюю разлуку.
Станцуй вершинам вековой позор,
Станцуй долинам вековую муку!
Над головой твоей — топор и крест.
Леса молчат. И замер птичий гомон.
Меч занесен — враги стоят окрест.
Меч занесен — но скоро будет сломан!
32
Не хватит сердца одного, мой друг,
Чтоб выплакать в стихах твои печали.
Я слышал, как стонал и плакал Буг,
Когда тебя насильники пытали.
«Веселую!» — приказывал палач
Ночному ветру... И терзались ноги,
И под бичами вьюги мчалось вскачь
Безумье белых хлопьев и тревоги...
Усталый поезд покидал перрон
С заплаканными мертвыми глазами.
А злая ночь за ним неслась вдогон,
Пугая волчьим воем и лесами.
Как возместить тебе, моя краса,
Любовью и стихами муки жажды?
Врагов накроют пеплом небеса,
Запляшет танец смерти дом их каждый!
33
Пора! Свои скитанья усыпи,
Пусть спят спокойно возле ветел голых.
Ты всё раздала в поле и в степи,
Всё раздарила в городах и в селах.
Простись с бедой и не печалься впредь!
И не стыдись босых ступней, подруга!
Теперь и листьям стыдно зеленеть,
И белизны своей стыдится вьюга.
Я слышу легкий шаг твой — ты идешь,
Моя любовь, мой друг, моя невеста.
Ты хочешь ветер взять ко мне? Ну что ж,
Просторно в сердце — в сердце хватит места.
Но будь тверда к скитаниям своим, —
Они кричат, как брошенные дети...
Не слушай их... Ты не вернешься к ним!
Рассвет... Прощаться легче на рассвете.
34
Кого еще ты хочешь взять с собой?
Еще что принести ко мне желала б?
Возьми с собою горы и прибой...
Я жду тебя... Душа болит от жалоб!
Уснула моря голубая гладь,
Заря уснула, ясно догорая.
И ветру удалось туман убрать,
Чтоб я тебя увидел, дорогая.
Я слышу рокот мерный и густой.
Я сплю, но разбудить меня нетрудно.
Волна зовет меня на мол пустой:
«Вставай скорей. Проходит мимо судно!»
Бегу. Не поспевает тень за мной.
Открытый мол недалеко от дома.
Но судно проплывает стороной,
Касаясь парусами окоема.
35
Прошло и скрылось судно. Тишина.
Я так спешил и — опоздал, конечно.
Негромко с галькой говорит волна,
И слушать их могу я бесконечно.
Быть может, там, где звездный полукруг,
Ты бросишь якорь — море там глубоко.
Пора! Нам надо встретиться, мой друг,
Мне трудно без тебя и одиноко.
Чутье такое есть у легких птиц:
Летят друг к другу над водой и в поле,
Свободные, не ведают границ
И, вольные, встречаются на воле.
Но, думается, и они грустят,
Когда в лесу берется за работу
Веснушчатый и рыжий листопад,
Когда они готовятся к отлету.
36
Погашен свет. За окнами гроза.
И в темноте твои белеют руки.
Я целомудренно закрыл глаза.
Я не желаю этой сладкой муки.
Мне кажется — я на гору иду,
Глаза закрыты, но светло на диво.
Я взял с тобой такую высоту,
Что никогда не устрашусь обрыва.
Напоминает мне мой каждый шаг,
Что мы навеки отданы друг другу.
Пусть между нами горы, камни, мрак-
Тропа, как друг, мне протянула руку.
Не оступлюсь. Не ринусь с высоты.
Напрасно бездна мне готовит место...
Скажи мне, перед кем сегодня ты
Танцуешь, ненаглядная невеста?
37
Магнолия, дав волю лепесткам,
Заворожила цветом все пороги,
Связала по рукам и по ногам
И заняла тропинки и дороги.
Недаром, перепутав тень и свет,
Шагают ливни вдоль шоссе размытых:
Кругом засады — троп открытых нет;
Везде ограды — нет дорог открытых.
А дома что-то давит на меня,
С постели гонит, не дает покоя.
Погреться бы немного у огня,
Но нет, как назло, спичек под рукою.
И шумный ливень бродит по дворам,
И голос твой чуть слышен в отдаленье.
Магнолия, дав волю лепесткам,
Заворожила цветом всё селенье.