В некоторых рифмах созвучие здесь распространяется на четыре слога. Рифма, уже в процессе ее начального поиска, неминуемо обогащает лексику («две сами прийдут, третью приведут», а та подскажет неожиданное слово), и прежде всего рифма (хотя, конечно, и не только она) обусловила богатство и контрастность лексики Галича. В его стихах все социальные слои советского общества получают свое слово, а свой язык, своя лексика и даже свой синтаксис есть у любой общественной группы. Не спутаешь у Галича и разные индивидуальности: они мгновенно узнаваемы. Это свойство галичевской поэзии, естественно, пришло из-отточенной манеры драматурга — ведь без «речевых характеристик» персонажи пьес просто не существуют[8]! Рассмотрим одно из значительнейших произведений поэта — «Новогоднюю фантасмагорию». Из «действующих лиц» возьмем одно — «полковника». И выпишем все, что о нем говорится:
Вглядевшись, поймем, что, строго говоря, речевой характеристики здесь нет, поскольку нет прямой речи этого полковника. Зато есть одна строчка косвенной его речи. Только одна! И тут уже работает каждое слово:
три выделенных слова настолько ясно и недвусмысленно говорят о персонаже и за персонаж. Все понятно и в социальном, и в профессиональном плане. Культурный уровень и вкусы персонажа не оставляют места ни для каких сомнений. И все это укладывается в четыре слова!
А вот стихотворение «Все не вовремя», посвященное Варламу Шаламову, отсидевшему долгие годы и выжившему в самых страшных — колымских — лагерях; стихотворение настолько «густое» в смысле лагерного жаргона, что сегодня молодому читателю, чтобы понять его, придется, наверное, не раз обратиться к словарю.
Зато лексика «Песни о Тбилиси», наоборот, — прозрачнейшая, можно сказать, пушкинская:
В этой естественной и ненатужной смене стилей безусловно сказался театральный опыт Галича.
В качестве примера этого разнообразия, этой полифонии (не только лексической, но и звуковой) можно назвать и «Поэму о Сталине»[9]. Наиболее резко контрасты лексические, а следовательно и стилистические, выражены в финальной главке этой поэмы. Строфы насыщены предельно густым жаргоном, в полном соответствии с сюжетом, а вот рефрен написан совсем другим, прозрачным языком). Здесь не только «столетья, лихолетья и мгновенья / Сомкнулись в безначальное кольцо», но и стили:
И ритмы в этих строфах у Галича предельно нагружены смыслом, вызывают неожиданные ассоциации. Если вслушаться, через густой жаргон прорываются ритмы вагнеровского «полёта валькирий»[10]. Лексика демонстративно просторечна, а мелодия и ритм идут от высокой классики. Какой обогащающий, какой несущий бездну ассоциаций контраст! А вот рефрен предельно гармоничен. В нем лексический ряд не противоречит ритмическому, и мелодия сразу узнается: «Аве Мария…». Это усиливается звуковой, приглушенно колокольной доминантой: «Ах, как ныли ноги у Мадонны…». Если же присмотреться еще и к проступающему за мелодией смысловому ряду, то обнаружится, что сюжетно и изобразительно финал поэмы восходит к знаменитому православному византийскому апокрифу «Хожденье Богородицы по мукам», тогда как музыкально «Аве Мария» — песнопение сугубо католическое…
8
См. хотя бы поэму «Осенние прогулки», где все классы и группы советского общества сошлись в одном шалмане.
10
Это отметил композитор и музыковед Вл. Фрумкин.