Трудно, как от… Краля! Белая, растрепанная,
что же ты придумала? Кинулась и плюхнулась
на шею, до слез растроганная:
– Любишь? Неужели! – Милая! Люблю!..
Беседка наклоняется ниже, ниже,
темнота и шепот в беседковой нише.
А из дому куранты склянками в склон:
лунь
всклянь.
Плен,
склеп,
клен…
1926
Баллада с аккомпанементом*
Черной тучей вечер крыт,
стынет ночь – гора.
Ждет мило́го Маргарита,
ри,
та-ри,
та-ра.
Он высок, румян и прям,
он алей зари,
он соперничал с утрами,
трам,
та-ра,
та-ри.
Не придет он, не придет
(слышен скрип пера), –
спят тюремные ворота,
ро,
та-ро,
та-ра.
Темной ночью зол и хмур:
«Казни ночь – пора!» –
приказал король Готура,
ту,
ру-ру,
та-ра.
Сотни зорь алей рубах,
блеск от топора,
не сдержать бровей от страха:
трах!..
Ти-ри,
та-ра.
…Звезды в круг. Свеча горит.
В двери стук. Пора!
(Плохо спалось Маргарите.)
Ри,
ти-ри,
та-ра.
1926
«Были ива да Иван…»*
Были ива да Иван,
древа, люди.
Были выше – дерева,
люди – люты.
Упирались в бел туман
поднебесный
деревянные дома,
церкви, кнесы…
За кремлевскою стеной
Грозный топал,
головою костяной
бился об пол.
Звал, шатая бородой: –
Эй, Малюта!
Помолися за убой,
смерть-малюток.
Под кремлевскою стеной
скрипы, сани,
деготь крут берестяной
варят сами.
Плачет в избяном чаду
молодуха,
будто в свадебном меду –
мало духа.
И под ребрами саней
плачет полоз,
что опричнины пьяней
хриплый голос.
Бирюками полон бор,
площадь – людом.
По потылице топор
хлещет люто.
Баба на ухо туга,
крутобока.
И храпят, храпят снега,
спят глубоко.
Были ива да Иван,
были – вышли.
Стали ниже дерева,
избы – выше!
А на пахотах земли
стало вдвое.
То столетья полегли
перегноем.
1926
Легенда*
После битвы на Згло –
месяц побагрел.
Мертвецы без голов
спали на бугре.
– Ой, Петро, ой, Хома,
головы нема!
Ой, Вакула Русачук,
где мой русый чуб?
Ой, боюсь я, боюсь –
срежут сивый ус,
будут водку пить,
ей-ей, из башки моей!
– Чи вставать, чи лежать,
батько атаман?
Чи лежать, чи бежать
к жинкам, по домам?
…Подняло, повело
по полю туман…
– Подымайся, Павло! –
гаркнул атаман.
– Подымайсь, шантрапа
В поле ни беса́!
Подбирай черепа,
целься в небеса!
В небесах широко́
тучи свист разнес.
Сколько было черепов,
столько стало звезд.
Гололоба, глупа,
добела бледна –
атаманья голова
поплыла – луна…
Хлопцам спать,
звездам тлеть,
ну, а мне как быть?
Брагу пить,
песни петь,
девушек любить!
* * *
Песня мной не выдумана
хоть затейна видом она;
песню пели слепцы
под селом Селебцы.
1926
Александр III*
Шлагбаум.
Пост.
Санкт-Петербург.
– Ваше императорское величество,
лошади поданы! –
В ответ – бурк…
(С холопами болтать не приличествует!)
Лошадь на жар.
Пара шпор –
звяк!
(Убрать подозрительного субъекта!)
Запахнута шинель.
Пара, шпарь
шибко
по шири
Невского прошпекта!
Под конвоем
мраморных колоннад –
Российская империя.
Суд.
Сенат.
Эй, поберегись!
Шапки наперебой.
Едет августейший
городовой.
А что если спросит:
– Пропишан пашпо́рт?
Нет? В учашток! –
хлюпнет бородой.
Цокают копыта,
звякает пара шпор,
едет августейший
городовой.
Александр III
по Невскому цокал,
стражники с шашками
вдоль и поперек.
И вдруг перед вокзалом
лошадь на цоколь
встала,
уперлась –
и ни шагу вперед.
Век ему стоять
и не сдвинуться с места, –
бронзовое сердце
жжет, говорят,
вывеска напротив
какого-то треста
и новое прозвище –
Ленин-град.