Семь дней недели. Идея поэмы и ее загл. восходят к библейскому рассказу о сотворении мира (Бытие, гл. 1).
Вступление. Хоть все «Дела» пересмотреть пришлось быи т. д. Речь идет о пересмотре дел незаконно осужденных в период сталинских репрессий. Пусть пьедестал без статуи побудет. После XX съезда начался демонтаж многочисленных памятников Сталину.
День первый. Берия Лаврентий Павлович (1899–1953) – с 1938 г. нарком, затем министр внутренних дел, один из главных организаторов политических репрессий в стране.
День шестой. Суббота – День шестой… Все создано: Земля и Свет, но Человека только нет. По Библии, в день первый творения был сотворен свет, в третий – земля, в шестой – человек (Бытие. I, 1-31). Не познано Добро и Зло. Аллюзия на фрагмент Библии, повествующий о райском «дереве познания добра и зла» (Бытие. I, 16–17; 3, 1–5).
День седьмой. Ведь надо ж «доругаться»! «Надо бы доругаться» – слова из предсмертной записки В. Маяковского.
254. Следы на песке*
Полностью: ДП-1960. – Л-62. – СС-1. Печ. по СС-1, где впервые опубл, с жанровым обознач.: «Поэма» (текст как в Л-62).
Отдельная глава. РП: «В начале».
Автографы ЛА: полностью – маш. с авт. правкой, др. ред., дата: 1959; черновые вар. отд. главок – авт. маш., автограф. Датируется по ЛА и РП. СС-1 – с ошибочной датой: 1962. Положено на музыку М. Таривердиевым – «У тебя такие глаза» (из кинофильма «Человек идет за солнцем»), цикл: «Твои рисунки», «И за белой скатертью», «Приезжай»; А. Томчиным – цикл: «Приезжай», «Буквы», «Я бел, любимая». Первоначально поэма была посвящена молодой бельгийской художнице и поэтессе Изабель Баэс, с которой Кирсанов познакомился в 1959 г. в г. Кнокке ле Зут (Бельгия), где участвовал в Международной встрече поэтов. Имя Изабель первоначально неоднократно встречалось в тексте и зашифровано в ст. «И
за белой скатертью». В 1960 г. автор переработал поэму, сняв упоминания о ее адресате. Поэма (тогда – цикл) была воспринята неоднозначно. На обсуждении ДП-1960 в Союзе писателей ее критиковали А. Николаев и С. Смирнов (автор нескольких пародий на Кирсанова). «Следует сказать, что в стихах С. Кирсанова есть теплые лирические строки, но они тонут в потоке вычурных, надуманных» (Богданов П. Разговор надо продолжить // Московский литератор. 1961, 13 апр.). В. Огнев полемизировал с этим мнением: «Если многообразие форм поэзии реально существует, то, нравится оно кому-то или не нравится, в сборнике оно должно быть представлено» (Верить в талант // Там же. 1961, 31 мая). В ряде статей поэма осуждалась за формализм: «…В „Дне поэзии“ автор пошел по линии уже давно известных и не оправдавших себя словесных экспериментов» (Соловьев Г. Ответственность перед временем. М., 1963. С. 31). Наибольшее внимание при этом привлекло ст-ние «Буквы»: «С. Кирсанов, вспомнив зачем-то юношеские опыты, нанизывает: „И эЛь, / и Ю, / и Бэ, / и эЛь, / и Ю…“ <…> (ст-ние приводится целиком. – Э. Ш.). Здесь принцип построения стиха обнажен по-футуристически: поменьше смысла, побольше звуковой экспрессии, то есть звукового трюкачества» (Друзин В. О современной молодой поэзии // Нева. 1961. № 5. С. 184). «Смысл стиха, – признавал А. Урбан, – зависит не только от значения слов, но и от звукового лада. Звучание слова участвует в создании поэтического образа. <…> Кирсанов пытается построить стих так, как влюбленные думают обычно о предмете своей любви, – бесконечно на разные лады повторяя слово „люблю“. Он растягивает его, переиначивает, разлагая на буквы. Окрашивая этим словом все слышимое и видимое» (Урбан А. Стихи-собеседники. М., 1978. С. 116). «Вновь и вновь, – писал Ал. Михайлов, – я возвращаюсь к лирической поэме Кирсанова „Следы на песке“, пытаясь понять, почему же в этой вещи сквозит холодок рассудочности, хотя поэма – о любви, она отнюдь не описательна, не дидактична, а по форме усложнена и изощренна… Ведь в главе „У тебя такие глаза“ прорвались сильные чувства. Изысканность тропов здесь не мешает восприятию. Чувство находит, наконец, выход к форме, адекватной содержанию. Воображение смело преодолевает привычные понятия, вырываясь из сферы обыденности, но мысль работает четко, она не фальшивит, не прячется в тумане красиво-пустых ассоциаций. Поэт, глядя в глаза любимой, сосредоточен на постижении ее души» (Михайлов Ал. Факел любви. М., 1968. С. 161).