Знаю: есть в этом городе жизнь моя,
Жизнь моя – песнь золотая…
Город-могила, скажи:
Где она? где?..
Жизнь моя вольная, дерзко святая.
<1908>
Жить чудесно*
Жить чудесно! Подумай:
Утром рано с песнями
Тебя разбудят птицы –
О, не жалей недовиденного сна –
И вытащат взглянуть
На розовое солнечное утро.
Радуйся! Оно для тебя!
Свежими глазами
Взгляни на луг, взгляни!
Огни! Блестят огни!
Как радужно! легко.
Туманом розовым
Вздохни. Еще вздохни,
Взгляни на кроткие слезинки
Детей – цветов.
Ты – эти слезы назови:
Росинки-радостинки!
И улыбнись им ясным утренним приветом.
Радуйся! Они для тебя.
Жить чудесно! Подумай:
В жаркий полдень
Тебя позовут гостить
Лесные тени.
На добрые, протянутые
Чернолапы садись, и обними
Шершавый ствол, как мать.
Пить захочешь –
Тут журчеек чурлит –
Ты только наклонись.
Радуйся! Он для тебя.
Жить чудесно!
Подумай:
Вечерняя тихая ласка,
Как любимая сказка,
Усадит тебя на крутой бережок.
Посмотри, как дружок
За дружочком отразились
Грусточки в воде.
И кивают. Кому?
Может быть, бороде,
Что трясется в зеленой воде.
Тихо – грустно. Только шепчут
Нежные тайны свои
Шелесточки – листочки.
Жить чудесно! Подумай:
Теплая ночь развернет
Пред тобой сине-темную глубь
И зажжет в этой глуби
Семицветные звезды.
Ты долго смотри на них.
Долго смотри.
Они поднимут к себе,
Как подружку – звезду,
Твою вольную душу.
Они принесут тебе
Желанный сон – о возлюбленной.
И споют звездным хором:
Радуйся! Жизнь для тебя.
1909
Зеленые деды*
Всё шамкают, шепчутся
Дремучие старые совины.
Густо сомкнулись.
Высокие зеленые стрелы
В небо направлены.
Точно стариковские брови,
Седые ветви нависли
И беззубо шепчутся.
По-стариковски глухо
Поскрипывают, кашляют.
И всё ворчат, ворчат
На маленьких внучат.
А те, еще совсем подростки,
Наивно тоже качаются,
Легкодумно болтая
Тоненькими веточками,
Да весело заигрывают
С солнечными ленточками,
Что ласково струятся
Сквозь просветы.
Ах, какое им дело
До того, что строгие деды
По привычке шепчутся,
Да всё – беззубые – ворчат.
Какое шалунам дело!
Им бы только с ветерком
Поиграть, покачаться,
Только б с солнечными
Ласковыми ленточками
Понежиться, посмеяться.
А деды зелеными головами
Только покачивают,
Седыми глазами
Смотрят на шалунов-внучат.
И всё ворчат. Ворчат.
1909
Вечером на даче*
Перед балконом в мусоре
Заалело от бутылки донце,
Отразившись стрелами
В розовом оконце:
Потянулось спать
Вялое солнце
За колючий лес,
За дымные горы.
Тише. Покуда
Не бренчите посудой:
Телеграфист в ударе –
Поет «Разлуку»,
Держа важно руку,
Подыгрывает на гитаре
Грустно. Вдруг,
Как бес,
Пробежала шальная собака
Мимо.
В ухо залез
Пискляк-кусака.
Замотался.
Где-то за речонкой
Утка проскрипела
Кря-кря…
Нищая девочка подошла
С протянутой ручонкой –
Запела:
«Родной мой отец
Сгорел от вина.
Мать на столе холодна.
Я, сирота, голодна…»
Нежный телеграфист
Неловко смолк:
Может быть, оттого,
Что две слезы нежданно
На гитару скатились…
Унесли чайную посуду,
Хлопнули стеклянными дверями.
Лампу зажгли.
Серые занавески опустились.
Я не буду сегодня больше
Сидеть на балконе
И не пойду гулять.
Нет, не пойду.
Как красный уголь,
Затлело в мусоре
От бутылки донце:
Уткнулось спать
Вялое солнце
За колючий лес,
За дымные горы.
1909
Скука старой девы*
Затянулось небо парусиной.
Сеет долгий дождик.
Пахнет мокрой псиной.
Нудно. Ох, как одиноко-нудно.
Серо, одноцветно-серо.
Чав-чав… чав-чав…
Чав-чав… чав-чав…
Чавкают часы.
Я сижу давно – всегда одна
у истертого, привычного окна.
На другом окошке дремлет
одинокая, как я,
сука старая моя,
сука – Скука.
С ней всю жизнь мы просидели
у привычных окон.
Всё чего-то ждали, ждали,
не дождались. Постарели.
Так всю жизнь мы просмотрели:
каждый день шел дождик…
Так же нудно, нудно, нудно.
Чав-чав… чав-чав…
Чав-чав… чав-чав…
Чавкали часы.
Вот и завтра это небо
затянется парусиной.
И опять запахнет старой
мокрой псиной.