ДАМА:
«Вы ищете неповторимого искусства,Вы, чувствующий повторяемость всего,
Оно для вас прибежище свободы.Идемте в сад, здесь так несносен шум.Ах! Боже мой! Сияющие пары.Подумать только, молодость прошла.Я удивляюсь, как вы вне пространстваИз года в год сжигаете себя.
Комната Филострата. Филострат лежит. Читает.
«И одеяло дыр полно,И в комнате полутемно,И часовщик дрожит в стене,Он времени вернейший знак,Возникший и нежданный враг.Не замечая, мы живемИ вдруг морщины узнаем».И Филострат с постели скокИ на трехногий стул присел,Достал он зеркало.Увы! Увидел за собой садыИ всплески улиц, взлет колонн,Антаблементов пестрый хор,Не тиканье часовщика,А музыка в груди его.«Прекрасна жизнь – небытиеЕще прекрасней во сто крат,Но умереть я не могу.Пусть говорят, что старый мирОпасен для ума людей,Что отрывает от станковИ от носящихся гудков.Увы, чем старше, тем скорейНаступит молодость моя.Сейчас я стар, а завтра юнИ улыбаюсь сквозь огонь».
Верба.
Летит московский раскидайВесь позолочен, как Китай,Орнаментальные ларцыС собою носят кустари.Тептелкин важно, точно царь,Идет осматривать базар.«Вот наша Русь, – он говорит, —Заморских штучек не люблю,Советы – это наша Русь,Они хранились в глубинеПод Византийскою парчой,Под западною чепухой».
Филострат идет с рукописью в театр. I акт. Темно.
ФИЛОСТРАТ:
Страшнее жить нам с каждым годом,Мы правим пир среди чумы,Погружены в свои печали.Сады для нас благоухают,Мы слышим моря дальний гул,И мифологией случайноМы вызываем страшный мирВ толпу и в город малолюдный,Где мертвые тела лежат,Где с грудью полуобнаженнойСтоит прекрасна и белаВенеры статуя и символ.
Садитесь, Сильвия, составил я стихотворение для вас:
«Стонали, точно жены, струны:Ты в черных нас не обращайИ голубями в светлом миреДожить до растворенья дай,Чтоб с гордостью неколебимойВысокие черты неслиКак излияние природы,Ушедшей в бесполезный цвет,Сейчас для нищих бесполезный».
СИЛЬВИЯ:
«Мне с Вами страшно.Зачем бередить наши раны,Еще не утеряли светЗемля и солнце и свобода.Возьмемте книгу и пойдемЧитать ее под шелесты фонтанов,Пока еще охваченные сномДрузья покоятся. Забудем город».Есть в статуях вина очарованье,Высокой осени пьянящие плоды,Они особенно румяны,Но для толпы бесцветны и бледны,И как бы порожденье злобной силыОни опять стихией стали тьмы.
В конце аллеи появляется СТАРИК ФИЛОСОФ:
«Увы, жива мифологемаБоренья света с тьмой.Там в городе считают нас чумными,Мы их считать обречены.Оттуда я, ужасную ВенеруТам вознесли. Разрушен бракИ семьи опустели, очаги замолкли,Небесную Венеру вы здесь храните,Но все мифологема».
СИЛЬВИЯ:
«Ушел старик, боюсь, он занесет заразу в наш замок.С некоторых пор веселье как-то иссякает наше.Все реже слышны скрипки по ночам,Все реже опьянение нисходит.И иногда мне кажется, что мыОкружены стеной недобровольно».
Во дворе появляется ЧЕЛОВЕК:
«Наш дивный друг всегда такой веселыйПовесился над Данта песнью пятой.Нам Дант становится опасен,Хотя ни в ад, ни в рай не верим мы.
Песнь оставшихся в замке:
Любовь, и дружба, и вино,Пергамент, песня и окно,Шумит и воет Геллеспонт,Как чернобурный Ахеронт.На берегу стоим, глядим,К своим возлюбленным летим.Свеча горит для нас, для нас.Ее огонь спасает насОт смерти лысой и рябойВ плаще и с длинною косой.