Стихотворения и поэмы

В «Отрывках из последующих глав», датированных 1850 годом, Аксаков рисует мрачные картины города:

Теснится там, весь век нуждаясь свой,
Ремесленник с огромною семьей,
И рядом с ним, с семьей его заводят
Разврат и лень бесстыдный свой приют,
Где нищие артелями живут
И женщины растрепанные бродят...

Но, с гневом и болью говоря об отвратительных сторонах жизни, Аксаков постоянно ищет их причины в области личной нравственности. Вот как рассказывает он о кабацком завсегдатае:

Туда ж приходил посетитель обычный,
В лохмотьях, в лаптях, мещанин горемычный,
Был прежде с достатком, зажиточен был!
Кабак близ него приютился соседом,
И, чарка за чаркой, втянулся он следом
И вольную волю навек погубил!

Зловещая власть кабака не представляется закономерным и неизбежным следствием существующего социального уклада. Здесь сам кабак оказывается одним из источников, первораспространителей нравственного зла. Налицо разительное расхождение с некрасовскими стихами тех же лет «Вино», «Пьяница». Оно так же очевидно, если сравнить героиню стихотворения Некрасова «Еду ли ночью...» с аксаковской Груней:

Туда приходила порою девица,
Была черноброва, была белолица!
Красавицей Груня в деревне росла!..
Сгубил ее парень, и девку с укором
Прогнали родные — позор за позором,—
И жизнь удалая красу унесла!

Падение женщины здесь не выступает как трагический результат народной нищеты; в аксаковском описании есть определенная единичность, заставляющая винить в исходе событий «парня», «родных», наконец, самую Груню.

Создавая «Бродягу», Аксаков придавал большое значение поискам своеобразных выразительных средств, работе над стихом поэмы. Еще С. А. Венгеров мимоходом отмечал, что стих ее во многих случаях близок позднейшему некрасовскому:

Корнил-бурмистр ругается,
Кузьма Петров ругается,
И шум, и крик на улице.
Три дни прошло, Алешки нет,
Пропал Алешка без вести.

В наши дни писал об этой близости К. И. Чуковский. Однако он решительно отказывает такому совпадению в каком бы то ни было принципиальном значении, приравнивая его к приводимым тут же близким примерам из Жуковского и других поэтов. Но ведь в «Бродяге» для истории поэзии важен не ритмический склад сам по себе (хотя и ритмически, и по отсутствию рифмы стих «Бродяги» ближе к стиху «Кому на Руси жить хорошо», чем все другие параллели, приводимые К. И. Чуковским), здесь всего более важно то, что такой стих впервые применен Аксаковым к изображению крестьянской жизни в крупной эпической форме. Таким образом, стих «Бродяги», независимо от того, повлиял он прямо на некрасовский или нет, лежит в общем русле наиболее плодотворных поэтических исканий середины века.

Если продолжить сравнительный анализ подходов к крестьянской теме в поэзии, то надо отметить у Аксакова полное отсутствие столь важных для Некрасова сказовых форм, вообще, слабую характеристичность диалогов. Очень скупо представлено в «Бродяге» просторечие. Для народного языка в поэме Аксакова более свойственны, пожалуй, преображение в духе «высокого» фольклора («Погоня»), а также исконно славянские формы:

Не насмотрюсь на эту косу,
Не налюбуюсь на тебя,
На поступь ли твою павлину,
На грудь, на шею лебедину
Да, что меня с ума свели,
На очи бодрые твои!..

Поэма «Бродяга» осталась незаконченной, хотя Аксаков прожил после того, как оставил работу над ней, около четырех десятилетий. Как дальше должны были развиваться события в поэме? Как предполагал завершить ее автор?

Кое-что в этом отношении нам уже известно из ответов Аксакова III Отделению. Важен отзыв Гоголя о поэме (1850). Его приводит С. Т. Аксаков в письме сыну Ивану, не комментируя и не оспаривая содержащихся здесь предположений:

«Вчера прочли Гоголю также и твои письма. После твоего отзыва о «Бродяге» он сказал: «От него самого зависит, чтоб «Бродяга» имел не временное и не местное значение. Все подробности, вся природа, одним словом, всё, что окружает бродягу, у него сделано превосходно. Если в бродяге будет захвачен человек, то он будет иметь не временное и не местное значение. Надобно показать, как этот человек, пройдя сквозь всё и ни в чем не найдя себе никакого удовлетворения, возвратится к матери-земле. Иван Сергеевич именно это и хочет сделать и, верно, сделает хорошо».

Быть может, Аксаков на самом деле хотел показать неизбежность возврата крестьянина с неиспорченной, здоровой натурой к земле, к сельскому «миру». Для того чтобы закономерно подвести к такому выводу, поэту надо было в какой-то мере осудить уход Алексея. По-видимому, давалось это осуждение Аксакову с трудом. В написанных главах оно высказывается очень редко и очень бегло. Наиболее определенно это сделано в следующих стихах: