Едет кибитка: в ней лежит старый отставной офицер и курит трубку.
На городничего беловского похож,
Не правда ль? Сходство этих рож
Разительно!..
Архипов
Да уж не он ли самый?
Такие же усы, и вид такой упрямый.
Ящерин
О нет! Того я знаю коротко...
В это время сильный порыв ветра выметывает несколько искр из трубки офицера и доносит отдаленный отзыв пения мужиков: «Уж я в три косы косила».
Офицер поспешно накрывает трубку, ложится опять и запевает вполголоса: «Уж я в три косы косила...»
День вечереет. Повозка несется далее. Иван давно уже спит, качаясь на облучке; но по временам, ударяясь о ямщика, кричит ему: «Пошёл»! Ящерин лежит долго молча и потом мало-помалу засыпает. Архипов впадает в дремотное раздумье. Перед ним, в неопределённых, смутных образах, носятся его собственные разнообразные думы, и слышится ему их звучный шёпот.
Голос
Кто слезы льёт, простерши руки,
От скорбной сердца полноты?
Чьи грусть тяжелая разлуки
Печалит нежные черты?
Она стоит перед иконой,
На ней дрожит лампады свет,
Её молитва — обороной
Тебе от горестей и бед!
То мчится вдаль она мечтою,
Покинув спящую семью,
То смотрит с тихою тоскую
На опустевшую скамью, —
Где ты всегда сидел, бывало,
Скучал покойною судьбой:
Она с прискорбием внимала
И говорила: Бог с тобой!
И силе той молитвы веря,
Ты бодрый дух несёшь в себе...
Готов идти, не лицемеря,
Навстречу жизни и борьбе...
О, что бы ни могло случиться,
Но знать отрадно каждый час,
Что есть кому за нас молиться,
Кому любить и помнить нас!..
Другой голос
(перебивая)
Жизнь общественная мчится,
И без устали, всегда,
Колесо её вертится
Без заметного следа!
И, одно другим сменяя
Жизни каждый миг, она,
Непрерывно отживая,
Новой жизнию полна!
Отъезжающему странно
Воротиться будет к ней:
Всё, что он носил сохранно
В глубине души своей,
Всё, что он живым оставил,
Все вопросы, всякий спор,
Что любил, на что направил
Любопытства полный взор;
Всё, что в нём в определенность,
В образ твёрдый перешло,
Вся былая современность —
Всё забыто, всё прошло!
Всё звучит воспоминаньем
Неуместным и глухим,
Уступив мечтам, желаньям
И событиям другим!
Будет ли так и с тобою?
Грустью душа облеклась,
Думой волнуясь простою,
Что ты найдешь, воротясь?
Всё начатое — свершится,
Многого след пропадёт,
Много должно измениться,
Много воды утечёт!..
Над Архиповым пролетают и несколько раз повторяются звуки стихов:
«Тебе; но голос музы томной
Коснется ль слуха твоего,
Поймешь ли ты душою скромной
Стремленье сердца моего?..»
Перестают.
Еще раз:
«Тебе; но голос музы томной...»
Умолкают на время
Опять:
«Тебе; но голос музы томной
Коснется ль слуха твоего...»
. . . . . . . . . . . . . .
Зачем, откуда, безотвязно,
Без умолку звучите вы,
Так упоительно, несвязно,
Былые пробуждая сны?
« Поймешь ли ты душою скромной...»
. . . . . . . . . . . . . .
Как сладко в час успокоенья,
Когда вся жизнь кругом уныла и тиха,
Внимать гармонии стиха
Иль слышать издали несущееся пенье!
«Для берегов отчизны дальной...»
. . . . . . . . . . . . . .
Блажен, кто мог здесь вдохновенья
Святой поэзии узнать,
Всю бесконечность упоенья
И всю восторгов благодать!
Тот много жизни дней ненастных,
И гроз, и бурь простить готов
Затем, что столько есть прекрасных
Волшебных звуков и стихов!
Что многое стихом открыться
Нам лучше всяких может книг,
Что есть с чем в мире позабыться,
Хоть на единый только миг!
Хор невидимых
Нет, напрасно, погоди!
Жизнь повсюду — впереди
И кругом тебя несется;
Впечатленьями сполна
Наделит тебя она,
И нередко содрогнется
Всё в тебе... но погоди!
Кто-то едет впереди!
Едет старый тарантас, поставленный на полозья и запряженный шестью лошадьми, с форейтором.
Форейтор
(поет)
Всё живу я в службе да в ответе,
На своём помаялся веку;
Скольких я возил на этом свете,
Видел Волгу матушку-реку!