Макар Фомич оставил их опять.
«Что, ваша милость, скоро ль к нам в Хохлово?»
— «Да скоро, брат, проездом из Соснова:
Дня через три туда отправлюсь сам,
А от тебя к сычевским господам;
Хоть и не рад: не больно хлебосольны!..»
— «Что так? Мы вашей милостью довольны...»
— «Ты говори!.. Да там, от них верста,
В лесу нашли израненное тело:
Убили, знать, какого-то скота.
Сын — жалобу, и завязалось дело!
Ну, здесь тебя держать я не хочу...
Что там у вас, не жнут?»
— «Покуда косим».
— «Так свидимся, прощай!..»
— «Прощенья просим!..»
Бурмистр тотчас к Макару Фомичу:
«Макар Фомич! Что, справиться нельзя ли
О купленном мной лесе воровском?..»
— «Обделано... списали и послали;
Ко мне ступай, я сам приду потом».
— «Иду, иду!..»
Доволен наш проситель;
Вновь за перо взялся письмоводитель:
Пошла писать! Так и строчит слова!..
Ну, мастер был, делец и голова!
ШОССЕ
1
Прямая дорога, большая дорога!
Простору немало взяла ты у бога,
Ты вдаль протянулась, пряма как стрел-а,
Широкою гладью, что скатерть, легла!
Ты камнем убита, жестка для копыта,»
Ты мерена мерой, трудами добыта!..
В тебе что ни шаг, то мужик работал:
Прорезывал горы, мосты настилал;
Всё дружною силой и с песнями взято, —
Вколачивал молот и рыла лопата,
И дебри топор вековые просек...
Куда как упорен в труде человек!
Чего он не сможет, лишь было б терпенье,
Да разум, да воля, да божье хотенье!..
А с каменкой рядом, поодаль немножко,
Окольная вьется, живая дорожка!
Дорожка, дорожка, куда ты ведешь,
Без званья ли ты иль со званьем слывешь?
Идешь, колесишь ты, не зная разбору,
По рвам и долинам, чрез речку и гору!
Немного ты места себе отняла:
Простором тележным легла, где могла!
Тебя не ровняли топор и лопата,
Мягка ты копыту и пылью богата,
И кочки местами, и взрежет соха...
Грязна ты в ненастье, а в вёдро суха!..
Но теперь, как солнца жгучий
Луч палит уж много дней,
Пылен твой песок сыпучий,
Неудобен для коней.
По большой дороге знойно,
Тень далекая, в лесу
Хоть копыту непокойно,
Легче ехать колесу.
Тихо; воздух без остуды
Душен, знойный. Листья спят.
По дороге камней груды,
Раскаленные, стоят:
Для того чтоб тем каменьем,
Раздробив его с уменьем,
Всю дорогу намостить
И тяжелый, твердый щебень,
Засадив в бока и в гребень,
Гладью цельною сплотить!..
Вот куда тебя отвага
Принесла на вольный труд:
Потаскушка, побродяга,
Ты опять, Алешка, тут!
После многих дней бродячих,
Песни звонко поючй,
На камнях засев горячих,
Под палящие лучи,
Сняв зипун, его, как знамень,
Он раскинул на сучки,
Тяжким камнем бьет о камень,
Молотком дробит в куски.
Вот с огромным, через силы, '
Камнем руки поднялись,
Посиневши, вздулись жилы,
Мышцы туго напряглись;
Тяжело приподнимает...
И, в ногах держа другой,
Быстро вниз к нему спускает,
Камни сшиблись, пыль взлетает!..
Откололся край большой,
Свежий, полный искр блестящих...
Так, по всей дороге там
Было много работящих,
Колотивших по камням!..
Вон столб на дороге согнивший торчит.
В нем выдолблен выем, там образ стоит,
И с кружкой, в надежде на щедрую ревность,
Сидит у подножья убогая древность —
Старик, и, завидев пылящих вдали,
Седую главу он склонил до земли,
Дрожащую руку протягивал тихо...
Посмотрит: давно уж промчалися лихо!..
Крестьянин проходит — копейку подаст,
Помещик проедет — ни гроша не даст!
2
Но как сюда Алешку принесло?
Каменья бить — его ли ремесло?
Прослышал он про ценную работу
(Красна цена! кого не заманит!);
Он в Дылдино, к подрядчику Федоту:
Вот так и так, желаю, говорит.
Федот Кузьмин, в одной косоворотке....
Пройдоха был! Дела большие вел,
Снимал кругом подряды в околодке,
Знаком был всем, в приятельство вошел
С соседними дворянскими тузами,
Им угодит — и сам-то с барышами!
Чуть взбесятся, он, боек и речист,
Докажет вмиг, что он и прав, и чист!
Зато его в том месте пресловутом
Любили все и чествовали плутом.
Хозяин к ним из немцев наезжал:
Тот всякий раз, толкуя про работу,
За бороду подрядчика трепал
И с милостью говаривал Федоту:
«Ты плут, Федотыч!..» (Был же он Кузьмин!)