Своеобразный подход к крестьянской теме ничуть, однако, не связан у Аксакова с сознательной идеализацией жизни, с нарочитым стремлением рисовать картины идеального существования. Поэт стремится к объективности и полноте рассказа. Убежденный в превосходстве крестьянского «мира», он тем не менее показывает, например, растущие узы товарищества и взаимопомощи в рабочей артели. Изображая мирскую сходку, Аксаков не умиляется и не лепит благостных образов прямых глашатаев божьей мудрости. Он стремится не скрывать и народные беды (особенно характерны в этом смысле рассказы беглых строителей шоссе). Однако стоит только сравнить стихи Некрасова 1845—1854 годов с «Бродягой», как становится очевидным, насколько далеки аксаковские описания от того, чтобы выразить полную меру народных страданий.
Это обстоятельство прежде всего объясняется тем, что эпизоды жизни крестьян у Некрасова всегда выражают собой основной социальный конфликт крепостной деревни — между помещиками и их приспешниками и угнетаемыми крестьянами. В «Бродяге», несмотря на некоторые многозначительные сцены и детали, такой конфликт не определен. Помещики здесь вообще отсутствуют, если не считать нескольких упоминаний в главе «Новый побег». Аксаков полон неприязни к искусственно поставленной поверх крестьянского «мира» сельской бюрократии, к чиновничеству (глава «Бурмистр»). Бурмистр запрещает Алексею жениться на любимой девушке, он вступает в темные сделки с волостным начальством. Но от этих и подобных им частных обличений очень далеко до того, чтобы открыть самую суть социального антагонизма в деревне, что было с такой силой сделано Некрасовым. «Самый принцип борьбы и социального антагонизма определяет собой в поэзии Некрасова все его оценки», — отмечал В. В. Гиппиус. «Крепостническое поместье Некрасов показывал с точки зрения ненавидящего бар мужика»,— так определял основную особенность некрасовского раскрытия крестьянской темы А. Я. Максимович.
Оттого поэзия Некрасова глубоко драматична. Он — «поэт обнаженных противоречий». Любое стихотворение 40—50-х годов о крестьянах трагично уже по самой сюжетной ситуации («В дороге», «Огородник», «Тройка», «В деревне» и др.). Если в «Бродяге» картины природы вносят ноту просветляющей гармонии, то здесь они, напротив, нагнетают ощущения тоски и горя. У Некрасова этих лет нет ни одного умиротворенного, светлого пейзажа (ср. «Перед дождем». «Псовая охота», «Несжатая полоса» и др.). После некрасовского разговора «двух старушонок» кажутся наивными нелживо описанные горести аксаковской Параши. Конечно, дело здесь и в степени таланта. Но не только в ней.
Иван Аксаков понимает несправедливость крепостного права. «Крестьянин, обрабатывающий землю, крестьянин, для которого она единственная мать и кормилица, более меня имеет на нее прав». Это для него бесспорно. Но последовательности и ясности социальной позиции у Аксакова нет. Конкретно-историческая социальная проблема нередко расплывалась под пером поэта Аксакова в извечную моральную проблему «людского неравенства». Точные жизненные наблюдения вели к слишком общим и абстрактным выводам.
Правда, вера в нравственную природу жизненных конфликтов и в возможность найти такие же пути, чтобы их избежать, проявляется у Аксакова не в нарочитой морализации, не в примитивном разделении всех событий и лиц только на «добрых» и «злых». Для этого Аксаков слишком умен, хорошо представляет себе истинные размеры существующего зла и слишком привержен известным ему фактам действительности. Но если внимательно разобраться в том, как понимает он конечные причины хорошего и дурного в жизни, которую показывает, то, как очевидно, всегда читатель подводится к толкованиям морального порядка, к моральному суду.