Лазарь Флейшман. Предисловие
В.Л. Андреев
Творчество Вадима Андреева (1902–1976) различными своими гранями отражает коренные черты русской культуры XX века и в какой-то степени символизирует ее судьбу. Старший сын Леонида Андреева, одного из лучших прозаиков России предеволюционного десятилетия, в трехлетнем возрасте лишившийся матери и только временами живший с тех пор в новой семье отца, он через смуту революции, гражданской войны и эмигрантского бытия пронес глубоко выстраданное ощущение неразрывности со всем русским прошлым, обостренное сознанием принадлежности к роду, и по отцовской, и по материнской линии связанному с историей литературы и общественного движения. Сформировавшиеся в юношеском возрасте политические убеждения воспринимались Вадимом Андреевым как нравственные принципы, унаследованные от русской либеральной интеллигенции. В конце жизни он писал: «Я не знаю, как родилась во мне ненависть к самодержавию и преклонение перед декабристами и народовольцами, неприятие антисемитизма и расового неравенства (ни дело Бейлиса, ни «Хижина дяди Тома» — впрочем, может быть, даже не сама скучноватая и сентиментальная книга Бичер-Стоу, но разговоры о ней — не могли пройти бесследно), ужас перед провокаторством и доносами, неприятие смертной казни, вера в революцию, слепая вера в русский народ, — я не знаю, когда они стали моими, но вне их я себя не мыслю. Все эти волнения, споры, неизбежные противоречия, когда отвлеченные понятия сталкивались с баррикадами, которые ставила реальная действительность, — все это было тем воздухом, которым жила русская интеллигенция в начале XX века»[3]. Противостояние метропольной и эмигрантской частей русской культуры и возникшая у Андреева в ответ на это противостояние убежденность в эфемерности и ненормальности существования зарубежной России (а именно пришлось прожить всю свою сознательную жизнь), неясность и неопределенность будущего русской страны — все это наложило на его поэзию неизгладимый отпечаток. В этом — источник сквозной у него темы «сиротства» (одновременно и метафизического, и буквально-биографического) и пронзительно звучащей темы томительного отрыва от родных корней; в этом же — объяснение многих особенностей общественной позиции писателя.
Расщепленность русской литературы на метрополию и диаспору нашла парадоксальную параллель в литературной репутации Вадима Андреева: в то время как в эмигрантской среде он был ценим как поэт, автор пяти стихотворных книг (включая изданную посмертно), в Советском Союзе, с шестидесятых годов начиная, публиковалась почти исключительно его автобиографическая проза. Но парадоксальность места Андреева в литературе этим не исчерпывалась: факторы как чисто биографического, так и мировоззренческого характера осложнили позицию Вадима Андреева и внутри эмигрантской России. Неслучайно поэтому ретроспективный сборник его назван «На рубеже» (а не, скажем, «За рубежом»). Андреев рано испытал отталкивание от «белого» движения, с которым соприкоснулся волею судеб в семнадцатилетнем возрасте. Участие в гражданской войне свелось для него к мимолетному эпизоду в Грузии, о котором он поведал в повести «История одного путешествия» и в автобиографической поэме «Возвращение» (1936). Последовавшие контакты с остатками врангелевских войск в беженском лагере на Босфоре и в Константинополе обострили в юноше ощущение исторической неправоты белой армии. В «Возвращении» дана «покаянная» формулировка, выразившая существо позиции поэта на протяжении всей его жизни:
Размышляя спустя много лет о жизненной траектории, приведшей его и зарубежье, Андреев рассказывал в своих мемуарах: «Никуда не уезжая из нашего дома, мы оказались за границей. Осенью 1920 года я уехал из Финляндии, но опять-таки я не уезжал за границу, я ехал в Россию, в Крым, путем самым невероятным, но ехал домой. Подхваченный вихрем событий, я облетел всю Европу, долетел до Грузии, вернулся в Константинополь и вот теперь… Теперь я увидел своими глазами константинопольскую белую, главным образом военную эмиграцию и понял, насколько она чужда всему тому революционному, чем я жил с детства»[4]. В русском лицее в Константинополе Вадим познакомился с будущими своими друзьями на всю жизнь — Даниилом Резниковым и Брониславом Сосинским — и вошел в ученический литературный кружок. Вместе с другими «лицеистами» весной 1922 года он был переведен в Болгарию, откуда уже в апреле выбрался в Берлин с помощью комитета Уиттимора, созданного для поддержки эмигрантской студенческой молодежи.
1
В настоящее издание стихотворений и поэм Вадима Леонидовича Андреева включены все опубликованные при жизни автора и после его смерти поэтические произведения (Исключение составляет поэма «Детство», опубликованная посмертно в журнале «Отчизна» (1977, № 6), которая не вошла в настоящее собрание.), а также большая часть прежде не публиковавшихся стихов, сохранившихся в архиве писателя. Необходимые архивные материалы или их копии были предоставлены в наше распоряжение дочерью Вадима Андреева Ольгой Андреевой-Карлайль (Сан-Франциско, США) и хранителем Русского Архива в Лидсе (Великобритания) Ричардом Дэвисом, которым мы приносим искреннюю благодарность.
Первые четыре раздела первого тома представляют собой воспроизведение четырех книг Вадима Андреева, вышедших при его жизни:
В пятом разделе помещены все выявленные нами поэтические произведения автора, опубликованные при его жизни в периодических и непериодических изданиях, но не включавшиеся им в вышедшие сборники.
Во второй том вошли стихи, не публиковавшиеся при жизни автора. Более подробные пояснения к принципам составления второго тома содержатся в преамбуле к примечаниям к нему.
При подготовке настоящего издания мы исправили имевшиеся в предшествующих публикациях явные опечатки (в нескольких случаях — руководствуясь авторской правкой на печатных экземплярах) и привели орфографию в соответствие с современными нормами.
Датировки, отсутствовавшие при первых публикациях текстов и восстановленные нами по архивным или более поздним печатным источникам, помещены в квадратные скобки. Через запятую даются разночтения в датировках в разных источниках, через дефис — двойные авторские датировки. Во втором томе датировки восстановлены по совокупности архивных источников без специальных оговорок.
В примечаниях приводятся все известные нам библиографические сведения о публикации каждого из стихотворений с указанием основных разночтений. Эпиграфы и посвящения специально не комментируются. Отметим лишь, что инициалами «О. А» обозначены посвящения жене Вадима Андреева Ольге Викторовне Андреевой (Черновой).
2
Принятые сокращения:
А) Печатные источники
НР Вадим Андреев.
А
ВР
З
ЛРЗ-2
MB
Н
Нв
Не
РЗ
Ру
С1-2
СЗ
СП
СС
Ч
Э
Я Якорь. Антология зарубежной поэзии (Берлин: «Петрополис», 1936).
PV
Б) Архивные материалы
БТ рукописная беловая тетрадь 1930-х гг. (личный архив Ольги Андреевой-Карлайль);
МС авторский машинописный сборник избранных стихотворений 1924–1959 гг. без названия (там же);
НР-56 авторский машинописный сборник избранных стихотворений «На рубеже», 1956 (Русский Архив в Лидсе, Великобритания);
П авторская машинописная подборка стихов «Последнее» (там же);
СР авторская машинописная подборка стихов «На рубеже: Стихи о России» (там же).
4
Вадим Андреев, История одного путешествия. Повести (Москва: Советский Писатель, 1974), стр. 215–216; ср.: «За границей отец и вся наша семья оказались случайно после того, как Советский Союз признал независимость в то время красной Финляндии и разделяющая два государства граница прошла по Сестре-реке. Получилось так, что не мы уехали из России, а Россия ушла от нас». — Вадим Андреев, Детство. Повесть (Москва: Советский писатель, 1966), стр. 259–260.