Выбрать главу
Я знаю, ты, как жизнь, неповторима. По краю воздуха твой путь пролег. Гляжу вослед тебе — прозрачным дымом Твой путь, виясь, уходит на восток.
Но вот, теряя призрак тяготенья, Я отрываюсь и взлетаю за тобой. И я скольжу твоей легчайшей тенью, Влеком потустороннею звездой.
Смущенных облак вспугнутая стая. Прозрачны голоса, как синий лед. И воздух отмирает, остывая, И падает, и длится наш полет.
Вот, как воздушный шар отчалив, Порвав докучливую нить легко, Плывет земля, прозрачная вначале, В иной покой, в такой покой, в такой —
Кто б думать мог, что время невесомо, Что так похожи на полет года, Что нам одним с рождения знакома Нас в бытие уведшая звезда.
Душа душой, как солнцем, опалима. Я сохраню твой золотой ожог, Я знаю, ты, как жизнь, неповторима, По краю воздуха твой путь пролег.

«Не оторвать внимательную руку…»

Не оторвать внимательную руку, Не отвести прижатую ладонь, И пьет моя рука, подобный звуку, Такой неутомительный огонь.
Прозрачной тишиной удвоен Наш сон, наш мир, наш свет — века. Пускай вдали, виясь, летят завой Сей непомерной розы в облака.
И лепестки тяжелых молний, И вой, и голоса в огне — Зане наш мир покоем преисполнен И мира нового — не надо мне.
Не оторвать, не потревожить — Дороже жизни этот сон. Распахнутую настежь мглу, быть может, Оставить вовсе не захочет он.
Вне нас, ломая дикий воздух, Цветет гроза, и в облачной пыли Поет, недосягаемое звездам, Поет, сердцебиение земли.

«О только б краешком крыла…»

О только б краешком крыла Растерянной коснуться страсти — Благоуханная зола Недоказуемого счастья!
Мне тленье сладостно земли: Непрочный мир послушно тает — Так отлетают корабли Вдруг перепуганною стаей.
И в обручальной тишине Почти бесплотно напряженье. О если б можно было мне Не знать иного вдохновенья!

«Ладонь, ладонь! Отчетливым касаньем…»

Ладонь, ладонь! Отчетливым касаньем Напряжена земная глухота. Не мыслю выбрать я тебе названья Успокоительная пустота.
Слова — ах эти слепки мыслей бренных — Мы знаем оба, друг, на что они? Гляди — лучами звезд иноплеменных Озарены глухонемые дни.
Я ухожу в ладонь, в твое дыханье. О если б это смог я перенесть! Туда, туда, до первого свиданья, Туда от утомительного «здесь».

«Ведь это случайно, что здесь я, что слышу…»

Ведь это случайно, что здесь я, что слышу, Что звезды в окне и что мир недалек. Ведь это случайно не тлеет за крышей Зажженный твоими словами восток.
И я, прислоняясь к цветам на обоях, Их мертвенный запах не смея забыть, Не жду и не верю — я знаю — их двое, Вон там, за стеной. Их не может не быть.
О как неотступны твои поцелуи! И сырость сползает с цветка на цветок. Я больше не смею, я слышу игру их. Не надо, не надо! Скорее, восток!

«В который раз, тасуя карты…»

В который раз, тасуя карты, Их верный изучив язык, Я слышу голос дивной кары И пенье вероломных пик.
О верный ветр твоих пророчеств, Освободительница смерть! Что есть блаженнее и кротче, Чем наша роковая твердь.
Но посторонний шорох внятен: Он заглушает вещий звук. Так по узору черных пятен Ползет бессмысленный паук.
И приглушив дремучим страхом Пленительный и милый зов, Он и меня питает прахом Уже давно умерших слов.