И островов растерянную стаю,
И широту и долготу земли —
Но вот уже на горизонте тают
Отчаливающие корабли.
Обратных парусов тугое трепетанье,
В лиловый мрак ушедшая земля.
Опять нас к новому ведет свиданью
Суровая походка корабля.
Не так ли мы на смертном, милом ложе,
Спеша, наносим карту наших дней
И доверяем нашу душу дрожи
Потусторонних и тугих огней.
«Отстаиваясь годы, годы…»[33]
Отстаиваясь годы, годы,
В плену стекла и сургуча
Живут наследники свободы
Два черных, солнечных луча.
Страшась блаженства и покоя,
Стеклянным пленом тяготясь,
Набухнув нежностью слепою,
С подвальной мглою распростясь,
Густой струей, на край бокала,
Как бархат, — опершись слегка,
Пожаром влажного коралла,
Течет бессмертная река.
Так мы храним вдали от взоров
Земную молодость, но вот,
Преодолев покой затворов,
Она, расплавившись, течет.
«Тупым ножом раздвинув створки…»
А. Присмановой
Тупым ножом раздвинув створки
У чуткой раковины, мы
Находим в маленькой каморке
В перегородках влажной тьмы,
Немного призрачного ила,
Дыханье скользкой глубины,
Лучом подводного светила
Чуть озаряемые сны.
И вот, почти прозрачным шумом
Вдруг наполняется, спеша,
Всей нашей комнаты угрюмой,
Неразговорчивой, — душа.
Вот так же, чуть раздвинем створки
Неплотно пригнанных стихов,
Как в нашей слышится каморке
Незримый шорох голосов.
Осина («Бог наложит к слою слой…»)[34]
Бог наложит к слою слой
В тесном мире древесины,
В мире, замкнутом корой,
В мире дрогнувшей осины.
Тишина на самом дне
Мира без дверей и окон
Расцветет в гнилом огне
Темно-розовых волокон.
Недоступна взорам смерть.
Лишь дрожит, шурша листвою.
Мира призрачная твердь
И лицо его земное.
Теплым мехом ляжет мох
Согревать огонь прохладный,
И протяжный стынет вздох
Перед темнотой громадной.
«Шахматы ожили. Нам ли с тобой совладать…»
Д. Резникову
Шахматы ожили. Нам ли с тобой совладать
С черным и белым безумьем игры?
Мы не должны, мы не можем, не смеем собрать
И помешать им играть до поры.
Кто их сокрытую волю расторг и отверз?
Слышишь размеренный топот коней?
Мечется вдоль по квадратам грохочущий ферзь
В поисках черной подруги своей.
Ты вовлекаешься в эту слепую игру
Пешек, слонов, королев, королей.
Вижу, я вижу, — ты гладишь вспотевшую грудь
Взмыленных черных и белых коней.
Медленно, в пол-оборота ко мне обратясь,
Ты на себя надеваешь узду.
Ты как подарок берешь эту темную страсть.
Верно, я скоро к тебе подойду.
«Чаинки в золотом стакане…»
Чаинки в золотом стакане —
О влажный, выпуклый огонь!
Касается стеклянной грани
Чуть напряженная ладонь.
Огонь неуловимый пролит,
И жизнь на блюдце замерла:
Умрут от воздуха и боли
Чаинок влажные тела.
Чаинка, жизнь моя, ужели
И ты судьбой осуждена
Упасть из огненной купели
На край фарфорового дна?
Улитка («Твой хрупкий и непрочный дом…»)