В тенетах шелковых волокон
Умрет, как человек, и вновь, скорбя,
Найдет мой безобразный кокон
Сквозь смерть — преображенного себя.
И над уродом окрыленным,
Тесня сиянье семиструнных лир,
Восстанет облаком зеленым
Все тот же плоский гусеничный мир.
«И я болел очарованьем…»
И я болел очарованьем.
Крылатый воздух мне мешал
Дышать и жить земным страданьем
И счастьем сердце оскорблял.
Но я, очистясь от свободы
И от лазурной высоты,
Ярмом мучительной природы
Поработил мои мечты.
Как чешуя листвы зимою,
Шуршал перегоревший свет —
Испепеленный темнотою
Иного мирозданья след.
Да, в нашем муравьином мире
Я исцелен от слепоты.
Чем надо мною небо шире,
Тем резче солнце нищеты.
«Не все ль равно, какая твердь над нами…»
Не все ль равно, какая твердь над нами
Когда душа с душой не говорит,
Когда, пренебрегая небесами,
Любовь кощунствует и Бог молчит.
В окне желтеют листья винограда,
И перед смертью бабочка летит
Туда, где солнце над оградой сада
Тончайшей паутиною горит.
На что мне мудрость моего незнанья?
Пернатые сияют небеса,
Сама природа в час коронованья
Соединить не может наши голоса.
Подобно крыльям, облака всплеснутся,
В закатной славе перья расцветут,
Но два крыла друг друга не коснутся,
Но две души друг друга не поймут.
«Господь мне дал земное бремя…»
Господь мне дал земное бремя
И слова высочайший дар, —
Увы божественное семя
Не возрастил земной фигляр.
Я отдал все во имя Бога,
Всю радость, все сиянье мук,
Но ложь пронзала у порога
Мой каждый уходящий звук.
И я в толпе безликой черни
— Не господин и не слуга —
Разбил Твой дар высокомерный,
Земные проклял берега,
В пустыне духа, неподкупный,
Косноязычный и слепой,
Я долго мой позор преступный
Влачил, хромая, за собой.
И вновь к Тебе, опустошенный,
За прежним даром я пришел:
— Верни, Господь, мой беззаконный,
Не знавший отзыва глагол.
В пустыне (1–2)
А.С.А.
1. «Кастальский ключ не утолил меня…»
Кастальский ключ не утолил меня.
Замкнулся круг песчаного позора.
Как желтый зверь, вдоль края косогора
Сползло последнее пятно огня.
Я стал на острый край пустого дня,
Не смея оторвать земного взора
От дымного и плоского простора,
Смыкавшегося, точно западня.
Добро и зло, опав, как шелуха,
Мне обнажили сердцевину мира
И семена блестящие греха,
Заснувшие в извилинах эфира,
И я увидел смертными глазами
Архангела с орлиными крылами.
2. «Как солнце, крест в его руках горел…»
Как солнце, крест в его руках горел,
Распятая на нем сияла роза,
И я сквозь человеческие слезы
Увидел мой божественный предел,
И жизнь мою, которой я болел,
И снов моих безлиственные лозы,
И ненависть и нищенские грезы, —
Я все, любя, в себе преодолел.
Душа моя распалась, как песок,
В Его руках — на тысячи песчинок,
И на кресте сияющий цветок
Пылал, живой, в огне живых росинок.
И я узнал и понял тот глагол,
Что, догорев, во мне опять расцвел.