ИВАН САВИН
СТИХОТВОРЕНИЯ. ИЗБРАННАЯ ПРОЗА
СТИХОТВОРЕНИЯ
ЛАДОНКА
(БЕЛГРАД, 1926)
«Я — Иван, не помнящий родства…»
Я — Иван, не помнящий родства,
Господом поставленный в дозоре.
У меня на ветреном просторе
Изошла в моленьях голова.
Все пою, пою. В немолчном хоре
Мечутся набатные слова:
Ты ли, Русь бессмертная, мертва?
Нам ли сгинуть в чужеземном море!?
У меня на посохе — сова
С огненным пророчеством во взоре:
Грозовыми окликами вскоре
Загудит родимая трава.
О земле, восставшей в лютом горе,
Грянет колокольная молва.
Стяг державный богатырь-Бова
Развернет на русском косогоре.
И пойдет былинная Москва,
В древнем Мономаховом уборе,
Ко святой заутрене, в дозоре
Странников, не помнящих родства.
«Оттого высоки наши плечи…»
Оттого высоки наши плечи,
А в котомках акриды и мед,
Что мы, грозной дружины предтечи,
Славословим крестовый поход.
Оттого мы в служенье суровом
К Иордану святому зовем,
Что за нами, крестящими словом,
Будет воин, крестящий мечом.
Да взлетят белокрылые латы!
Да сверкнет золотое копье!
Я, немеркнущей славы глашатай,
Отдал Господу сердце свое…
Да придет!.. Высокие плечи
Преклоняя на белом лугу,
Я походные песни, как свечи,
Перед ликом России зажгу.
Первый бой
Он душу мне залил метелью
Победы, молитв и любви…
В ковыль с пулеметною трелью
Стальные легли соловьи.
У мельницы ртутью кудрявой
Ручей рокотал. За рекой
Мы хлынули сомкнутой лавой
На вражеский сомкнутый строй.
Зевнули орудия, руша
Мосты трехдюймовым дождем.
Я крикнул товарищу: «Слушай,
Давай за Россию умрем».
В седле подымаясь, как знамя,
Он просто ответил: «Умру».
Лилось пулеметное пламя,
Посвистывая на ветру.
И чувствуя, нежности сколько
Таили скупые слова,
Я только подумал, я только
Заплакал от мысли: Москва…
Скоро
Я знаю — страшен хохот молний,
Я знаю — жгуч бездомья жгут.
Мой белый друг, они придут,
Зарницы солнечных минут,
Они Россию приведут,
Надеждой кубок свой наполни!
Иди в юдоль не вброд, а вплавь,
Глубин глубинный не боится.
В гнездо судьбы влетит Жар-птица,
Как золотая небылица,
И то, что нынче только снится,
Назавтра — встретится как явь.
Размыта грозами дорога,
Тяжелый мир заржавлен злом.
Я знаю — кровью брызжет гром,
Я знаю — тяжко под дождем…
Мой белый друг, наш близок дом,
Мой белый друг, мы у порога.
«Любите врагов своих… Боже…»
Любите врагов своих… Боже,
Но если любовь не жива?
Но если на вражеском ложе
Невесты твоей голова?
Но если, тишайшие были
Расплавив в хмельное питье,
Они твою землю растлили,
Грехом опоили ее?
Господь, упокой меня смертью,
Убей. Или благослови
Над этой запекшейся твердью
Ударить в набаты крови.
И гнев Твой, клокочуще-знойный,
На трупные души пролей!
Такие враги — недостойны
Ни нашей любви, ни Твоей.
Корнилову
I. «В мареве беженства хилого…»
В мареве беженства хилого,
В зареве казней и смут,
Видите — руки Корнилова
Русскую землю несут.
Жгли ее, рвали, кровавили,
Прокляли многие, все.
И отошли, и оставили
Пепел в полночной росе.
~ 1 ~